Нагорные тропинки. Статьи о творчестве и биографии А.С. Пушкина. Михаил Гладилин
А ведь когда-то, находясь в келье, он мог избрать себе иную судьбу, прислушавшись к словам отца Пимена:
Брат Григорий,
Ты грамотой свой разум просветил,
Тебе свой труд передаю…
О послушнике Григории игумен говорит патриарху:
и был он весьма грамотен: читал наши летописи,
сочинял каноны святым; но, знать, грамота далася ему
не от Господа Бога.
А «далась» грамота Отрепьеву, если верить его словам, от «пономаря». И необходимо отметить этого скромного средневекового деятеля просвещения, обучающего людей чтению, началам человеческого познания и развития. А вот патриарх «иных грамотных» не жалует и восклицает, узнав о бегстве Григория: «Уж эти мне грамотеи!». Один из бродяг-чернецов грамоту «смолоду знал, да разучился», зато другого и вовсе «не умудрил Господь». Не любит патриарх «грамотеев», и среди монахов их немного. Два гулящих инока, Варлаам и Мисаил, бродяжничают, блуждают по жизни, ни к чему и ни в чем не укрепившись, также подойдя к некой черте, «границе», также став самозванцами. И не так уж безобидны эти веселые и беззаботные «старцы», в особенности Варлаам, (имя которого означает «сын народа халдейского»), устрашающе указывающий: «когда я пью, так трезвых не люблю». Вином подпаивает Шуйский своих гостей, причем перед «последним ковшом» для всех читает «молитву мальчик», и она, молитва эта, уподобляется состоянию общего опьянения. С пьянством сравнивает Пушкин жажду власти у Годунова: «что пьяница пред чаркою вина». А после принятия власти Годунов сзывает народ, «от вельмож до нищего слепца» на пир. Вино и страсть к вину становятся метафорой политического и нравственного опьянения.
Ну, что ж? как надо плакать, Так и затих! Вот я тебя! вот бука!
Плачь, баловень!
(Бросает ребенка об земь. Ребенок пищит.)
Ну, то-то же.
Мать, настоящая мать не бросает своего ребенка «об земь». И Пушкин пишет: «баба» – и кем она приходится ребенку, мы не знаем, но она самозваная мать.
В другой сцене двое из народа на притворство и самозванство властей сами столь же искусно притворяются.
Один
Все плачут,
Заплачем, брат, и мы.
Другой
Я силюсь, брат,
Да не могу.
Первый
Я также. Нет ли луку?
Потрем глаза.
Второй
Нет, я слюней помажу.
«Державные печали»
Рассмотрим образ еще одного царя в произведении – Феодора Иоанновича.
Наследую могущим Иоаннам –
Наследую и ангелу-царю!
Об «ангеле-царе», Феодоре, Шуйский говорит так:
А что мне было делать?
Все объявить Феодору? Но царь
На все глядел очами Годунова,
Всему внимал ушами Годунова.
«Ангел-царь» отстранился от царских дел, а все державные заботы передал шурину Годунову.
А сын его Феодор? На престоле
Он воздыхал о мирном житие
Молчальника.
Инок