Бикини. Януш Вишневский
этих коров и прямо с поля забросил в город.[4] Но и этого Черчиллю было мало. В среду утром, четырнадцатого, у меня закончилась вода. Я шел по тому, что осталось от Дрездена, и в конце концов оказался на берегу Эльбы, запруженном толпами женщин и детей. Я собственными глазами видел, как низко летевшие самолеты расстреливали их, как уток, из бортовых пулеметов. Нет, это не русские разбомбили Дрезден! – добавил он в ярости.
– Это факт. Русские ничего не бомбят. Может, у них самолетов не хватает, а может, просто они так договорились с Черчиллем и Рузвельтом. Второе больше похоже на правду. А ты слышал от беженцев, особенно от женщин, что происходит, когда одичавшие русские солдаты входят в разрушенные города? В твой Бреслау, например?
– Думаешь, американцы и англичане поступают иначе?
– Да, я думаю, американцы другие. У них не было Сталина, не было репрессий и голода. В них нет столько ненависти. Американцы совсем недавно присоединились к этой войне. Их никто никогда не бомбил, никто не расстреливал всех мужчин в деревне, никто не загонял людей, стариков и младенцев, в синагогу или церковь, чтобы потом забаррикадировать двери и заживо сжечь. Их не заставляли копать себе могилы, не ставили потом на колени у края ямы и не убивали. Всех по очереди. Немцы не поступали так с американцами. Но делали это с евреями, поляками, а потом и русскими. Это делали немцы. Поэтому русские имеют право ненавидеть нас так, как они нас ненавидят. Если бы я была русской женщиной или русским солдатом и встретила бы на своем пути тебя, а ты был бы в немецкой шинели, я убила бы тебя. Без малейших угрызений совести. Только потому, что ты был бы похож на немца.
Он молчал и испуганно смотрел на нее. Потом снял котелок с огня и поставил его на землю рядом с печкой. Задул все свечи и лег рядом.
Они не могли заснуть. Она прижалась к нему и положила его руку себе на грудь.
– Расскажи мне что-нибудь… – прошептала она.
– Грустное можно? – спросил он.
– Можно, но только про любовь. Рассказывай, – попросила она, целуя его ладонь.
– Года два тому назад я влюбился, платонически, в одну брюнетку, – начал он.
– Она красивая? Сколько ей лет? Как ее зовут?
– Красивая? Нет, вовсе нет. Мне вообще нравятся преимущественно блондинки. Но это ты уже знаешь, – прошептал он ей на ухо. – Ее звали Софи, она была твоей ровесницей. Софи Шолль. Ты, наверное, слышала о ней?
– Нет. Не слышала. А почему «звали», почему «была»? – спросила она.
– Потому, что она умерла. Ее гильотинировали. Два года тому назад…
– Как это?! – воскликнула она и даже села. – Как это гильотинировали? Почему?! Дай мне, пожалуйста, сигарету.
Он прикурил две сигареты. Протянул одну ей и начал рассказывать.
– Ровно два года тому назад, день в день, восемнадцатого февраля 1943 года, Софи вместе со своим братом Гансом раздавала студентам листовки у входа в университет Людвига Максимиллиана в Мюнхене. С призывами к свержению нацистов.
Исторический факт, подтвержденный многочисленными свидетелями, пережившими бомбардировку Дрездена. (Прим. автора.)