Весенних фресок многоцветье (сборник). Ирина Щербина
К карьерному росту не стремился, далеко идущих планов не строил, плыл себе по течению и всем оставался доволен. Такой уж Митя имел характер, никак его не переделаешь.
– Это не Иван, – втихомолку вздыхала Люся, а вслух избегала каких-либо сравнений. И правда, что вспоминать о прошлом. День за днём, год за годом тянулись бесконечные будни. Всё как-то само собой, всё – между прочим.
По пятницам муж загуливал. После окончания трудовой недели он вместе с друзьями направлялся в пивную, или на лавочку в сквер, или ещё куда-нибудь.
– Чему радуетесь? Что отмечаете? – ругалась Люся. – Великий повод, неделю кое-как скоротали! А дружок твой, Андрюха, помяни моё слово, до добра тебя не доведёт. Сам алкаш, и тебя пропойцей сделает!
Ворчала она обычно тихо, чтобы не разбудить детей, да и злости особой в этих словах не было. Ведь любая женщина знает: что кричи, что не кричи – всё равно ничего не изменишь, а так, для порядка, в воспитательных целях пошуметь надо.
Если бывают несчастливые дни, то этот – пятница, пятое ноября – был именно таким. Всё не ладилось. Праздничных премий не дали. Старший сын Сашка закончил четверть с двумя тройками, да ещё по самым важным предметам: русскому и алгебре. А ведь он уже учился в шестом классе, и надо было браться за ум, думать о дальнейшей судьбе. Свекровь с утра пребывала в дурном настроении. Сама Люся простыла: температурила и отчаянно хлюпала носом. Ну и, конечно, Митя пропал. Люся ещё несколько дней назад знала, что он загуляет. Разве он мог не отметить с друзьями день Великой Октябрьской Социалистической революции!
До двенадцати ночи Люся почти не возмущалась, но потом необъяснимая ярость стала наполнять и даже переполнять всё её существо, и так разбитое досадной простудой.
«Сколько можно шляться! – злилась она. – И, главное, где? На улице холодно, ветер пронизывает до костей. Все питейные заведения закрылись, к друзьям в такой час не пойдёшь – у всех семьи, жёны».
Дети давно спали. Свекровь выключила свет в своей комнате и, хотя по стариковской привычке ворочалась на скрипучей кровати, тоже дремала. Одна Люся не могла сомкнуть глаз. Она вглядывалась в промозглую темноту и всё думала и думала о чём-то тревожном. После трёх ночи ей уже было не до размышлений, а в пять беспокойное сердце не выдержало. Люся побежала к ближайшей телефонной будке (дома телефона не было) и дрожащим пальцем набрала номер Андрея. Хотя этот негодяй не вызывал особой симпатии, но сейчас был единственной связующей нитью между ней и Митей.
Андрей поднял трубку не сразу, видимо, спал. По голосу стало ясно – ещё не протрезвел.
– Что? Митя? Конечно, я видел его вечером. Мы же праздник отмечали. Это было вечером? Ну да, вечером. А сейчас что? Утро? А почему так темно? Люся, это ты? Что ты всё «Митя» да «Митя»… Я не знаю, где твой Митя… Я домой ушёл. А сейчас-то я где? Стол, табуретка. Ну, правильно, я и сейчас дома. А Митюхи у меня нет. Он, наверное, у себя дома… Спит, наверное… Кстати, с праздником тебя, Люся!
По улице одинокая женщина