Звенья одной цепи. Вероника Иванова
острыми костями.
– Тебе сегодня никуда не нужно идти?
– Я ждала тебя.
Ни оттенка чувства. Страстностью Лодия не отличалась никогда, но в последний раз, когда я разговаривал с ней, голос моей аленны звучал совсем иначе, а теперь кажется, будто все, что трепетало в ее душе, досталось струнам. Или мое воображение просто решило вдруг не на шутку разыграться?
– Я мог задержаться и дольше.
Она молча кивнула, но не соглашаясь с моими словами, а всего лишь подавая знак, что слышала их.
– Мне нужно кое-что тебе сказать.
Мелодия с видимым неудовольствием умерила свою силу.
– Скоро меня уволят со службы.
Вместо ответа раздался рассеянно-насмешливый перелив.
– И я пока не знаю, чем займусь дальше.
Музыка равнодушно пожала плечами вместо Лодии.
Ничего не понимаю. Ей совсем не интересно узнать о том, что спустя несколько дней нам придется покинуть дом, оплачиваемый из дарственной казны? Странно. Аленна цеплялась за столицу руками, ногами и зубами, проявляя удивительное упорство, а теперь спокойно принимает весть, означающую крушение надежд, совместных и каждого из нас по отдельности. Может быть, не спала всю ночь, потому и находится в бесстрастной полудреме?
– Ты понимаешь, о чем я говорю?
Мелодия взлетела и прервалась, уступив место словам:
– Да. И мне тоже нужно кое-что тебе сказать.
Провести гребнем требовалось ровно сотню раз в каждом из пяти направлений, чтобы разглаживающая мазь превратила шевелюру любой кудрявости в совершенно прямую и плотную настолько, чтобы та могла бы противостоять даже ураганному ветру. Я делал это каждые три дня, и за столько лет совсем забыл, какого цвета и вида мои волосы на самом деле. Ничего, скоро вспомню. Как и многое другое.
Лодия ушла тем же утром. Надела лучшее свое платье, закуталась в зимний плащ, взяла в руки лютню и ушла. Если то, о чем она рассказала, соответствовало истине хотя бы наполовину, моей аленне более не нужны вещи из прошлого. В том числе и я.
Соглашение о расторжении временного брака ближе к вечеру принес прыщавый бумагомаратель, отмеченный Медным звеном Цепи единения. Получил мою подпись, привычно спрятал листок в кипе ему подобных, засунул папку под мышку и откланялся, скучно позевывая, а я, закрывая за ничтожным чиновником дверь, понял, что завидую. Не его службе, нагоняющей тоску еще до пробуждения ранним утром, а знаку на чахлой груди.
Если ты в Цепи, ты никогда ее не покинешь. Обреченность на то, чтобы занимать свое место? Да. Но, какой бы страшной она ни казалась, все же чувствовать своими плечами чужие как-то… спокойнее.
Ремешки, шнурки, пряжки. Впервые получив на руки одеяние сопроводителя, я подумал, что никогда не научусь справляться с бесчисленными застежками. Потом, сосчитав их, ужаснулся еще больше. Но понадобилось лишь время, и не особенно долгое, чтобы натренировать память пальцев. Память, которая больше не представляет никакой