Носители. Сосуд. Иннокентий Лаженицын
думать об этом, – услышал я знакомый голос. – Ты же знаешь, что за это наказывают и что куклы должны быть уничтожены на месте?
– Не будь занудой и моралистом, – ответил я, не оборачиваясь, – сам прекрасно знаешь, сколько этих кукол съедается, и никто этого даже не замечает.
Было очень непросто сдерживать себя и общаться нормальным тоном. Ненависть точила меня изнутри, понимая, что сегодня мы оба остались без столь лакомого кусочка. А мозг отказывался обвинить в этом мою любовь к длительным дифирамбам, он предпочел сделать виновником незваного гостя.
– Сколько ты уже держишь их в стазисе? – не обратил он внимания на мою реплику. – Они же две недели бессонницы словят и в днях напрочь потеряются. И кстати, кукол жрут на участке Безразличия Крушина. Честно говоря, мне вообще непонятно, как ему доверили это дело, равноправие – это, конечно, хорошо, но кто вообще надеется на Безразличие?
– Ну разок… – пытался я изобразить жалостливый голос, пропустив мимо ушей его демагогию о равноправии и безразличии.
– Я не закончил, на моем участке никто и никогда не сожрет куклу, причем ради твоего же блага. Ты сам знаешь, что может произойти.
– Да! Да! Да! Я могу сам превратиться в куклу, потому что употребляю уже не чувство как энергию, а чувство как личность, которое идентично тому, что уже есть во мне. У меня не хватит сил удержать их оба, и я сам стану куклой, – продекларировал я заученную фразу из подготовительного курса носителей.
– Видишь, сам все знаешь, а говоришь, я скучный. Тебе вообще повезло, что на этой неделе я дежурю. Был бы на посту Злоба Вакин, он бы тебя еще и подначивал, чтоб посмотреть, как ты лишаешься собственного тела и оказываешься его безмолвным заложником.
– О спасибо тебе, Скука Молибог, кланяюсь в самые ноги, – я демонстративно поклонился. Но он был прав, из-за этого ненависть во мне еще сильнее бесилась.
Мой бывший слушатель, а ныне кукла, так и сидел на полу после падения, продолжая что-то бормотать, периодически дергая руками, как будто отгоняя мух. Сейчас он был в самой безопасной фазе, когда чувство только взяло контроль над телом и нащупывало рычаги управления этим сложным механизмом. Все это было лишь делом времени, итог известен. Через несколько минут этот жалкий человек станет обезумевшим созданием, наделенным нечеловеческой силой, которое подлежит уничтожению без суда и следствия. А это и была моя работа – уничтожать Кукол. Этой не суждено было познать и мига свободы.
Стоя между своим нереализованным источником энергии и коллегой, испортившим мне ужин, я думал о том, что бы сделали мы на месте чувств. Существуя паразитом, запертым в чужом теле, наверно, будешь готов рискнуть всем, лишь бы хоть на пару часов почувствовать свободу.
Понимание того, что мне уже никогда не побывать на месте этого несчастного человека, да и любого другого, успокаивало меня. Пускай в моей жизни после смерти много условностей, ограничений и проблем, но я