Возрождение из пепла. Данил Васильевич Казаков
его узнала, это Фёдор, муж тёти Фроси. Они живут в дальней деревне – призналась Лена,
– Молчи, молчи, молчи! – испуганно зашептала мать, сердито шлёпая дочь по плечу – молчи и никому ничего не говори, пока наши солдаты не придут.
Она не знала, как признание дочери может повредить им, но крепко усвоила, что только молчание и покорность могут сейчас спасти их.
По-прежнему полная луна караулила тревожную тишину. Неслышно было живых деревенских звуков. Не пели петухи, не взлаивали собаки, не таились в кустах любовные парочки. Только с центральной улицы доносился гул голосов. Это пьяные немцы, ночевавшие в правление колхоза и в сельсовете, перепились самогона и своего шнапса. Мария взяла ведро с водой, тряпку и затёрла кровь у лавки. Изба снова приняла прежний вид. Дети встанут, хоть меньше испугаются. Мария пыталась заснуть, завтра её ожидал напряженный день, когда требуется вести себя очень осторожно, чтобы не рассердить врагов и сохранить жизнь детей.
Часа через три сильный удар разбудили Марию. Дальше послышался треск автоматных очередей и такой грохот, словно треснул лёд на озере или отдалённо загромыхал гром. Мария соскочила с полатей, подбежала к окну. Полыхало на центральной улице. Всполохи огня разгоняли темноту ночи. На фоне зарева мелькали чёрные фигурки людей. Она не могла отсюда разобрать, враги это бегали или наши. Однако они стреляли друг в друга, то видимо, пришли партизаны. Опять будут допросы, с неудовольствием подумала Мария. Зачем немцев злить, пусть с ними воюют настоящие солдаты. Проснулись дети, близнецы прижались к стенке полатей, Лена смотрела в окно. Серёжка тоже соскочил, встал рядом с матерью. Мишка тяжело заворочался. Мария мигом поднесла у его губам тёплый отвар медуницы, сохраняемый ею в глубине печи. Мальчик разлепил воспалённые глаза. Температура у него снова поднялась, но больной выпил почти всю кружку. Это успокоило мать, позволяло надеяться на лучшее.
Эвакуация
Здания ещё горели, а по домам уже бегали люди, приказывая всем в течение двадцати минут собираться к центральной площади. Там стояли три машины. Места мало, поэтому дожидаться всех не будут. С собой разрешалось брать только то, что они смогут унести на руках, но документы обязательно. Мария, теряя драгоценные минуты, не знала за что взяться. Значит, они уезжают, значит, немцы больше не придут к ним. Это была не только огромная радость, но и большая забота.
– Лена, Серёжка, собирайте девочек – торопила она, стоя посреди комнаты и обхватив голову руками. – Там полмешка ржаной муки есть, берите. Крупа ещё в мешочках, сахара немного, сала, яйца. А картошка? Куда я её оставлю? Корова и овцы, корова же у меня!
Лена кидала младшим сёстрам одежду, строго приказывая самим одеваться. Себе за пазуху она сунула конверт с документами, с бумагами, как называла их мать. Сережка сам оделся, прихватил мешок с мукой, пошёл на улицу. Тяжёлый мешок пригибал его к земле. Мальчик надеялся, что он успеет за отведённое им время добраться до машины, а там