Попрыгунчики на Рублевке. Глеб Соколов
Разумовскому. Можешь выписать из Англии любого архитектора. Но перестраиваешь усадьбу по эскизам собственной жены!..
– У Наташи чудесный вкус!
– И в детстве она посещала кружок рисования. При доме культуры военного городка. Где жила вместе с папой, младшим офицером. Ты знаешь, как зовут ее в округе?.. Салтычиха!.. Была такая помещица, которая втыкала своим служанкам иголки в грудь.
– Послушай… Если ты не прекратишь… Я знаю тебя с трех лет, но… Клянусь, я тебя выгоню. Тогда в моем доме ты больше не появишься. Никогда!
Угроза неожиданно подействовала. Домбровский замолчал: осознал – только что принялся говорить лишнее.
– Сейчас ко мне придут люди… Думаю, тебе не стоит присутствовать при разговоре.
Домбровский решительно встал и быстрыми шагами вышел из комнаты. Фабрикант остался стоять возле роскошной горки с антикварным фарфором.
Оказавшись на лестнице, – кругом виднелись следы незавершенного ремонта, – Михаил Домбровский пошел медленнее…
Вот он на улице. Изумительная летняя ночь овеяла его своим бархатным дыханием. На небе, как бриллианты, ярко мерцали звезды. Домбровский испытал досаду: зачем именно в такую ночь он затеял этот бессмысленный, опасный разговор?!. Его жизнь целиком зависела от расположения друга-миллиардера. Но какой-то дух противоречия растравлял его: подмывало излить желчь. «Впрочем, – подумал Михаил, – Кёлеру это даже нравится. Памятуя о нашей детской дружбе, при всем желании не может обидеться на меня всерьез. А так как человек он хитрый, то ценит возможность время от времени выслушивать о себе правду-матку. Все-таки критика помогает стать сильнее… Главное, не переборщить: не довести его до такого состояния, когда прежняя детская дружба не поможет».
Окружавший усадьбу парк был погружен во тьму. Лишь вдоль дороги, что шла к украшенным колоннами парадным воротам – тоже памятнику архитектуры, – стояли яркие фонари. Вскоре такие засияют по всей обширной территории поместья. А пока там и здесь виднелись следы работ по благоустройству, прекращенных на ночь. Из-за кустов торчала оставленная рабочими тачка с плодородной землей. У стены флигеля стояла с неснятой деревянной опалубкой будущая клумба. Жизнь в собственной аристократической усадьбе казалась Кёлеру соблазнительным мероприятием. Поторопился переехать сюда, хотя «дворянское гнездо» еще носило в себе черты семидесятилетней советской разрухи.
В душе Домбровского закипела прежняя злость: «Не его ли дедушка притащился сюда в семнадцатом году в лаптях и с обрезом в руках – прикончить барина и разграбить усадьбу! – с раздражением подумал он. – А теперь внучек корчит из себя аристократа!»
Дед Кёлера по матери был выходцем из какой-то подмосковной деревни. По отцу он был – сирота, взявший фамилию воспитавшего его революционера. Об этом Тимофей сам рассказал как-то Домбровскому.
У края колоннады, которая украшала центральный вход, стоял новенький джип «Инфинити». Автомобиль стоимостью семьдесят пять тысяч долларов