Попрыгунчики на Рублевке. Глеб Соколов
несколько секунд выражение его лица изменилось. Из усталого и циничного стало тревожным.
9
– Послушай. – Голос Александра дрожал от неожиданно охватившего его сильного волнения. – Ты узнал этого человека?..
– Нет, кто это? – Николаю передалось внезапное напряжение друга.
– Алик Тоштаголов… Теперь понимаешь?..
– Ни черта! Хотя, постой… – Воздух на открытой площадке клуба «Подмосковные вечера» был насыщен запахами отличной кухни и дорогого табака. Молодой мужчина напрягал память, стараясь извлечь из нее подробности – в связи с чем он слышал эти имя и фамилию. Вдруг он все вспомнил. – Ты уверен?.. – Николай посмотрел вслед удалявшемуся господину: тот выглядел весьма вальяжно. Сейчас он шел в полуметре от декоративного белого заборчика, ограждавшего следующую беседку. В какой-то момент свет от фонаря – белого шара – ярко осветил его лицо.
– Я не мог обознаться! Это лицо… Характерная улыбка. Он приказал убить моего отца. – Барон откинулся на спинку дивана. На лбу у него внезапно выступили бисеринки пота.
10
Свет луны, лившийся с неба на отдаленный уголок сада, покрывал ветви густых кустарников и зеленый полог травы серебристым налетом, делая их сказочно красивыми. Где-то поблизости стрекотали цикады. Слепян почувствовал, что окончательно пришел в себя.
Одновременно возникла злость. Стиснул зубы. Невротик!.. Сжал руку в кулак, впился резцами в пальцы. Вот тебе!
Он ненавидел себя: смалодушничал, струсил!.. В который раз!
Жизнь подсовывала ему прекрасные шансы и неизменно в самый последний момент трусил, в панике выходил из игры, уступал другим возможность поднимать с земли золотые монеты, наслаждаться успехом.
Его манила эта компания отборных лощеных джет-сеттеров. Как стремился стать в ней своим!.. Для этого у него есть все: он молод, баснословно богат, жаждет наслаждений и не обременен никакими комплексами!..
Но вот опять – струсил, позорно бежал с поля боя, не смог поддержать общего, пусть безумного и жестокого, праздника.
Кусая собственный кулак, Слепян другой рукой отодвинул ветку шиповника, выбрался на дорожку, медленно пошел к дому.
Как огромный причудливый фонарь, особняк ярко горел всеми окнами. Мысли Слепяна приняли другой оборот. Подходя к парадному входу, больше не придавливал зубами кожу изнеженных пальцев. Дом стоял на небольшом искусственном холмике. К дверям – створки их были приотворены – вели четыре низкие ступени. Из зала доносились громкие голоса, женские взвизги. С двух сторон и над самой дверью по стене вверх поднимался густой вьюн. В добавление к нему по краю возвышенности рос подстриженный аккуратной призмой высокий кустарник. Зеленой стеной он почти полностью укрывал окна первого этажа.
В задумчивости поднявшись по ступенькам, Слепян неожиданно передумал: не стал возвращаться в залу, откуда позорно ретировался, повернул налево – вдоль дома.
Проходя мимо окон, видел лишь плотно занавешенные шторы, но