Покидая тысячелетие. Книга первая. Виктор Балдоржиев
особенно – с Витькой, в которого он верил с момента его рождения. Вера советского писателя – это создание романа, объёмом в силикатный кирпич, который навек даёт человек социальный статус и все прилагаемые к нему блага.
На самом деле тётя Белла вынесла за дверь квартиры чемоданы супруга, за ними и самого Баржанского. И он благополучно переселился в драмтеатр Байкальска, где работал режиссером.
Выслушав Баржанского о возможностях социального статуса, я отправился, навеселе, к тете Белле, где меня начало кидать и выворачивать под рёв двух тигриц – самой тёти и её дочери, моей двоюродный сестры Дины, которым уже порядком надоел пьяный Баржанский, которого они еле-еле спровадили до драмтеатра. А что будет, если и Витька станет таким же, если уже не стал? Но наутро тигрицами было подтверждено мнение изгнанного супруга и папы Баржанского, хотя ни одним словом я не упоминал его имя: мне действительно, необходим социальный статус.
В общем, со всех сторон выходило, что выжить в этой качке, именуемой океаном жизни, я смогу только заработав единственно возможный для меня бонус – социальный статус. То есть, написав роман объёмом в силикатный кирпич. Намыливая рожицу, я намеревался спросить: «А с красный кирпич не подойдёт?» – но у меня так трещала башка, что воздержаться от всяких речей и споров было практичнее.
С тех пор прошло пять лет, социальный статус в руки социально опасным элементам, каковым я числился в органах, сам не идёт. Такого вообще быть не может. Но у меня нет другого пути. Тут какой-то противоестественный клубок, где сплелись – сама цель и все препятствия для достижения этой цели.
И вот на острове, в окружении холодного океана и пробуждающейся теплоты Барабаша, я пытаюсь распутать этот клубок, строча на «Любаве» повесть о спивающемся русском мужике, которому, на мой взгляд, намного лучше жилось бы при крепостном праве. Фигня, конечно. Но не мне вертеть колесом истории…
Пока тот, кого ещё никто из людей не видел, вертит колесом истории, получается следующая современность, которую я описываю, зарабатывая недостижимый для меня социальный статус, одновременно будучи его врагом. Даже точно знаю время описываемых событий: 1983 год, Восточная окраина России, Острожский край.
«И видит он в качающееся лобовое стекло трактора штормящий материк, на котором стоит его весёлая деревня Сосновка.
– Бабы, убирайте ребятишек, Колька едет!
Известия с невероятным для её комплекции и годов проворством захлопывает за собой дверь, чтобы через минуты показаться в окне. С другой стороны низенькой ограды появляется Светланка, молодая женщина в голубеньком платье. Скрестив тонкие белые руки на груди, она стоит у калитки и молчаливо наблюдает за кренделями своего непутевого мужа Кольки. На белом лице её с крапинками веснушек горят большие смородиновые глаза.
У самого финиша трактор резво увёртывается от телеграфного столба, устало фыркнув, ещё ворчит некоторое время и нехотя глохнет.
Кусая губы,