Падение «Вавилона». Андрей Молчанов
Цены бы не было. Подумай, кстати. А вообще… вывести бы тебя в чистое поле, поставить лицом к стенке и пустить пулю в лоб! Да-да! И если хочешь что-нибудь сказать, лучше молчи! И не делай тут умное лицо, не забывай, что ты – будущий командир, между прочим!
Я набрал номер коммутатора, сообщив необходимые данные городского телефона.
Откликнулся автоответчик. Знакомым голосом моей последней учительницы: мол, сейчас возможности соединиться нет, сообщите, в чем дело…
– Это я, – сказал я сухо. – У тебя это… Ну, проверься, в общем, я только из лазарета. Пока.
Я уже хотел положить трубку на рычаги, но вдруг из пустоты, в которую я высказал свое сообщение, выплыл взволнованный мужской голос:
– Простите, а вы куда звоните?! Вернее, кому?!
Помедлив, я ответил:
– Тебе, друг.
И положил трубку.
А через час, зажав между ног закрепленный за мной калашников, я уже трясся в затянутом брезентом кузове грузовой машины, державшей курс по широкому Ярославскому шоссе в направлении поселка Хотьково…
Уже стоял апрель, город тонул в мутной серой мороси, почернелые сугробы тянулись вдоль обочин, чумазые машины однообразным потоком обтекали наш неуклюжий грузовик…
Что впереди?..
А впереди оказалось вот что: палаточный городок с полевой кухней, разбитый возле учебного макета исправительно-трудовой колонии.
Макет, сооруженный в натуральную величину, в подробностях отражал бараки, вышки, заборы, контрольно-пропускной пункт со шлагбаумом и, казалось, только и ждал своего заполнения зеками.
Под предводительством одного из командиров взводов мы совершили паломничество на этот безрадостный объект, где нам была прочитана лекция по специальности, так сказать, а после отправились устраивать свой быт в палаточные чертоги.
В палатках мы размещались по четверо; постелями служили деревянные настилы с бесформенными ватными матрацами, застеленными тонкими одеяльцами, а остальную меблировку составляли кособокие фанерные тумбочки для хранения личных вещей. Все.
Вешалки для шинелей отсутствовали, и, как я впоследствии понял, не без умысла.
После ужина на очень свежем апрельском воздухе возле бочки с варевом неопределенного вкуса, формы и цвета последовала команда «отбой», и мы разбрелись под брезентовые пологи, тут же уяснив, что раздеваться для сна не стоит.
Ледяные отсыревшие матрацы и подушки согреванию теплом человеческого тела не поддавались, и спать мы улеглись в полной зимней форме одежды, то есть не снимая шинелей, а также сапог и ушанок.
Ночью я проснулся, содрогаясь от холода. Мои соседи по брезентовому жилищу отсутствовали. Сквозь ткань палатки оранжево просвечивало пятно недалекого костра. Там, в компании часового, охранявшего сон нашей роты, я обнаружил всю честную компанию своих сослуживцев.
Нам удалось пропарить над огнем дымящиеся густым паром шинели и сапоги, покуда не явился такой же, как мы, задубевший от мороза сержант и не разогнал нас по арктическим