Святой язычник. Михаил Деревянко
отелые гречанки… Лица и воинов, и купцов, и бояр приобрели удивительно похожее выражение ничем не прикрытой похоти. Взгляды сами собой тянулись к женской плоти. Если гостей что и сдерживало, то только то, что Великий князь еще не подал условный знак. Однако Владимир не спешил.
– Выбирай, – предложил он Олафу.
Наложницы со всех сторон окружили викинга, стараясь обольстить его ослепительными улыбками и обнаженными прелестями. Тот отмахнулся от них, как от назойливых мух:
– Идите прочь.
– Почему? – изумился киевский князь, словно отмахнулись не от наложниц, а от него самого.
– Не хочу.
Владимир от обиды едва сдержался. Из кожи лез, чтобы угодить боевому другу, с которым бок о бок проплавал два года на одном драккаре по бурным морям. Они опустошили не одну цветущую провинцию, захватили и разорили десятки городов, не раз смотрели смерти в глаза, выручая друг друга. Тогда Владимир был лишь прилежным учеником неукротимого ярла. Сейчас он с помощью того же Олафа вознесся почти до небес и хотел блеснуть перед варягом богатством, роскошью и щедростью. Столы завалили изысканными яствами, из подвалов выкатили бочки с самыми лучшими винами, со всей Руси собрали самых красивых наложниц. А Олаф даже бровью не повел. Все-таки друзья доставляют нам больше переживаний, чем враги. Будь на месте Олафа кто-то другой, не сносить бы ему головы.
А пока Владимир упрямо повторил вопрос:
– Почему?
Вообще-то предыдущий ответ был вполне самодостаточен, но ярл снизошел до разъяснений:
– Они мне не нравятся.
Владимира передернуло, как от удара мечом.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что знавал лучших красоток?
– Значительно!
– Что значительно?
– Значительно лучших!
Глаза юного киевского князя ярко вспыхнули. Он был уже без ума от тех созданий, хотя никогда не видел их, не знал, кто они, и даже сомневался в их существовании. Короткой командой он бросил всех наложниц в объятия верной дружины, а сам, забыв все обиды, устроил Олафу допрос с пристрастием:
– Ну и где же ты их встречал?
Взглянув на Владимира, ярл расхохотался.
– Ох, и горяч же ты, князь! Так горяч, что и рассказывать опасно. Так что, пожалуй, ничего я тебе не скажу.
– Это почему же?
– Потому что, клянусь Одином, ты тут же помчишься за ней хоть на край света.
– Ну и помчусь. Тебе что за дело?
– Меня это не устраивает, потому что я не люблю пить в одиночку. Будь здоров, князь!
Ярл поднял огромный кубок, наполненный до краев, и осушил его залпом. Владимир несолидно ерзал от нетерпения на огромном княжеском дубовом кресле и, как только Олаф сделал последний глоток, выпалил:
– Да ты мне просто завидуешь. А от наложниц отказываешься, чтобы не опозориться.
Ярл едва не задохнулся от гнева. Рука непроизвольно потянулась к мечу, но, к счастью, по местному обычаю, оружие перед пиром обязательно снимали и складывали в кучу возле дальней стены. И видно, не зря.
– Это я… завидую?! Это я… не могу?! Да весь твой гарем не стоит самой последней византийки!
– Их у меня не один десяток, – невозмутимо возразил Владимир. – Даже одна из жен – гречанка.
– Нашел с кем сравнивать! Посмотри, в кого их здесь превратили.
Благородные мужи прервали спор и внимательно осмотрели горницу. Вокруг творилось такое, что ни словом сказать, ни пером описать.
Однако Владимира это нисколько не смутило.
– А что, разве в Царьграде как-то не так? Или у них попки не такие?
Ярл еще раз осмотрел горницу.
– Да вроде бы ничем не отличаются.
– А сиськи?
– И… сиськи.
– А орут так же?
Олаф вслушался.
– Да-а-а-а!
– Тогда я ничего не понимаю…
– И я, – признался викинг, – но я знаю одно: когда я увидел принцессу Анну, меня охватил такой восторг, будто это был сам Один… А здесь даже блевать противно. Пойдем-ка на свежий воздух.
– Пойдем, пойдем, – согласился Владимир и уже по дороге поинтересовался: – Принцесса Анна? И что, она в самом деле такая красавица?..
Забава вторая. «Иду на Царьград»
На следующее утро молодой князь ни свет ни заря стремительно влетел в опочивальню родного дядьки Добрыни. Тот только что прилег после бессонной ночи, когда окончательно убедился, что драк и мордобоя больше не будет, так как все дошли до состояния полной неподвижности. Однако сомкнуть глаза Добрыня не успел.
– Дядька! Ты еще дрыхнешь?! Сколько можно?! Вставай! Нас ждут великие дела!
От такого бурного натиска и напора не устоял бы никто, и Добрыня с тяжелым вздохом поднялся с постели.
– Что стряслось, княже? Уж не пожар ли?
Голос