Усмешка Люцифера. Данил Корецкий
сам Афористов пожаловал! Фу-ты, ну-ты!
– Это которого из Москвы поперли?
– Насчет поперли не знаю, но место Сомова на кафедре он займет, это сто процентов! Теперь не соскучимся, будь спок!
Изогнутая, бормочущая очередь прощающихся, стук сухой земли о крышку гроба, сумбур в голове. Отряхнув руки, Трофимов поспешил к выходу. Нельзя сказать, что смерть Сомова как-то особенно поразила его, но гнетущее чувство потери, которую ему еще предстоит осознать в будущем, имело место. Хотелось побыть одному.
За воротами кладбища он заметил огромный, сверкающий хромом и черным лаком автомобиль, по всей видимости, американского производства. Сперва подумал даже, что это катафалк. Хотя нет, слишком пижонский вид для катафалка. К тому же водительская дверца открылась, из машины вышел… Как его, Амфоров?.. Афористов, вспомнил Иван.
– Здравствуйте, здравствуйте, товарищ диссертант!
Афористов вышел ему наперерез, протянул руку, как старому знакомому. Трофимов обалдело пожал ее.
– Можете не представляться, Иван Родионович, я знаю, кто вы. Наслышан и даже немного, как бы это сказать, начитан…
Не отпуская руку, Афористов откровенно разглядывал его, даже голову немного назад откинул. Кажется, вот-вот выдаст что-нибудь вроде: «Теперь немного развернитесь к свету… Еще на пару градусов, если можно…»
– Интересная тема, интересный подход… Рвение присутствует, что в наше время большая редкость… Я доволен. Главное, не расслабляйтесь, Иван Родионович. Очень не люблю, когда расслабляются. – Он отпустил руку, сделал шаг назад, прищурился, как художник, разглядывающий свежий мазок на полотне. – А теперь можете идти. Ищите, торопитесь. Работайте, Иван Родионович.
Не оглядываясь, Афористов сел в машину и уехал. И подвезти не предложил. Иван, не моргая, смотрел на удаляющуюся корму лимузина. Что это было? К чему? Откуда этот Афористов его вообще знает?
Когда машина скрылась из виду, он наконец смог пошевелиться. Побрел к остановке. Сел в подошедший автобус, поехал домой. Постепенно до него дошло: а ведь знакомый голос у этого Афористова – густой сочный бас… Как у той кондукторши. Стало быть, очередной сеанс чревовещания?
Но кто стоит за этим? Он отогнал дурные мысли, которые не могут прийти в голову советскому ученому-атеисту, исповедующему диалектический материализм.
У соседки, которая больше всех возмущалась стуком его печатной машинки, незаметно подросла дочь, поступила в музыкальную школу. Купили ей старенькое немецкое фортепиано, гулкое и дребезжащее… Гаммы и этюды, менуэты и сонатины с семи до десяти вечера, включая выходные.
Теперь на Трофимова никто не жалуется. Он больше не дятел и не долбо…б. Он нормальный мужик. Звук его машинки – как мелодия из старых добрых времен, когда все были моложе, добрее, а водка была дешевле. Вздумай он вдруг постучать среди ночи – в ответ из соседских комнат и квартир раздадутся восторженные аплодисменты. Впору устраивать концерты по заявкам.
Мораль: