Сюртук. Вячеслав Кеворков
туда немецкий нож, с которым он не расставался, и подошел к жеребенку. Груня за ним не последовала.
Жеребенок лежал все в той же позе. Когда Федор попал в поле его зрения, он поначалу попытался поднять голову, но, почувствовав, что это не в его силах, лишь от беспомощности выкатил глаза, полные отчаяния и благодарности. Федор присел и потрепал, как всегда, его по шее.
– Потерпи, дорогой мой, еще немножко. Я вот в город съезжу к немцу. Мы с ним книги почитаем, лекарство нужное подберем. Немцы в делах медицины – мастера. Это мне еще отец рассказывал, а он их хорошо знал. Так что я в них верю, а ты мне доверять должен. Вот мы все вместе тебя и вылечим.
Больной слушал молча, не возражал. Федор осторожно потрепал жеребенка по шее и, не оглядываясь, пошел в конюшню, где лениво жевала сено колхозная кобыла, приписанная к ветеринару. Еще в бытность отца правление колхоза целиком проголосовало за то, чтобы закрепить лошадь за ветеринаром. Против выступил лишь один дед Архип. Человек он был не столько работящий, сколько пьющий. Аргументация его сводилась к тому, что он не может смотреть, как богатые опять ездят на лошадях, а он, бедный, должен ходить пешком. Мудрый председатель колхоза Альтман, сам член партии, легко опроверг довод несогласного товарища.
– Если ты, Архип, хоть одну больную лошадь на ноги поставишь и при этом сам на ногах устоишь, то колхозники тут же проголосуют за то, чтобы закрепить лошадь за тобой.
Архип впал в размышления, а собравшиеся бурно прореагировали на шутку председателя.
– Да Архип – специалист самогон пить, а не скот лечить, – раздались ехидные голоса, после чего вопрос был решен окончательно. И к Федору-младшему право пользоваться колхозной лошадью перешло по наследству.
Отношение домашних животных к ветеринарам всегда уважительное. Завидев Федора, лошадь перестала жевать, он накинул на нее седло, затянул потуже ремнем и вывел на улицу.
Глотнув первые порции холодного воздуха, лошадь в знак удивления расширила ноздри и безо всякого на то понукания весело побежала по засыпанной скрипучим снегом дороге. Не поднимавшееся высоко над горизонтом зимнее солнце по всем законам природы ярко светило и вовсе не собиралось согревать землю. Его лучи не падали как летом по вертикали сверху вниз, а лукаво стелились по отраженной от неба голубизне снежных сугробов. В лесу лошадь бежала резво, дорогу от снежных заносов защищали деревья.
Как только выехали из леса, лошадь начала тонуть в снегу, и движение резко замедлилось. Федор заметил, что пока ехали лесом и лошадь резво бежала, мысли старались придерживаться того же темпа. Как только лошадь снижала темп, замедлялся и ход рассуждений, порой они налезали одно на другое, образуя какие-то завалы наподобие сугробов, вытянувшихся острыми языками поперек дороги и затруднявших движение путников.
Что касается мыслей, то Федор был полон надежд на то, что результатом встречи с Отто Карловичем станет выздоровление жеребенка, которого он воспринимал теперь, как посланца откуда-то свыше. Ему ясно рисовалась