У темного-темного леса. Дарья Снежная
куда подальше. Но разум все же взял верх.
И я бы не пошел никуда с постучавшейся ко мне после занятий Шелой, если бы не данное директору обещание. Впрочем, когда она сказала, что хочет прогуляться в лес, я вдруг понял, что сам не прочь вырваться ненадолго из замковых стен. Если уж у меня нет возможности убраться отсюда подобру-поздорову, так хоть создать иллюзию побега.
Она привела меня под старую иву на берегу заросшего ряской пруда. Мы уже бывали здесь пару раз, хорошее место. Спокойное. Самое то, чтобы, как целительница, закрыть глаза и предаваться медитативным думам. Если бы только еще медитации мне помогали.
Болела голова. Просто зверски, усиливая застарелое, устоявшееся уже желание умереть. Я прислонился спиной к древесному стволу, оперся на него затылком, и старался лишний раз не шевелиться. Шела, уже некоторое время сочувственно сопевшая рядом (и как только эта девица умудряется чуять всякий раз мое состояние?), тихонько вздохнула и встала на ноги.
На мое неопределенной шевеление – мол, куда собралась – она только дернула плечом:
– Подожди!
Она придирчиво осмотрелась и потянулась к веткам ивы. Большая их часть свисала над самой водой, а те, что были над нами мерно покачивались слишком высоко. Шела поднялась на цыпочки, руки вскинула, пытаясь зацепить прозрачными пальчиками дразняще свисающие ветви. Вытянулась вверх вся, как тетива, надетая на рога тугого боевого лука. Гибкая, тонкая. Против солнца, кажется, на просвет видна. И лучи в волосах запутались.
Я испытал что-то, похожее, пожалуй, на отцовское любование и щемящую тоску. Сдохну скоро – и никогда у меня не будет такой девушки. Только девки гулящие.
Моя лекарка опустила руки, размяла затекшие мышцы, упрямым взглядом выискивая веточку посговорчивее. И вновь потянулась пальцами к зеленой кроне. Молодая грудь упруго натянула платье. Я замер – и даже головная боль заинтересованно притихла. Изогнутая спина, голова запрокинута и рот приоткрыт – так ей легче дышать, увлекшейся. Контур груди, то ли подсвеченный, то ли размытый солнцем. Организм отозвался – слушай, а может, ну его, умирать? Чего мы там не видели?
Я толкнулся и встал, не давая набрать силу неожиданному безобразию. Выше ее на голову с лишним оказался. И как раньше не замечал? Вскинул руку и сорвал ей ветку – бери, раз уж так хочется. Девушка радостно пискнула, и вцепилась в подношение – ну надо же, вот вам и целительница шестого года обучения! Я снисходительно смотрел на ее рыжую макушку, а она сосредоточенно обрывала с ветви листки, а потом вдруг протянула прутик мне:
– На, погрызи!
Видно, на моем лице так явственно отразилось сомнение в ее душевном здоровье, что Шела обиженно пихнула меня локтем в грудь, старательно пряча в глазах смешинки:
– Ивовая кора – хорошее лекарство! Поможет унять головную боль.
И уставилась выжидательно. Испытания она на мне проводит, что ли? Вот нахалка! Но упрямиться не стал – зажал в зубах палочку и, снова устроившись в корнях старой ивы, мерно грыз ее, под умиротворяющий плеск реки и шелест листвы.
Шела