Убей фюрера, Теодор. Анатолий Матвиенко
охраняется коминтерновцами и, наверно, людьми НКВД. Как бы случайно его убрать не выйдет.
– Верно. Продолжайте.
Данке! Я приравнен к мыслящей фауне. Теперь сопит Дюбель. Его роль демонстративно ограничена – нажимать на спуск и крутить баранку. От этого рядовому обидно.
– Ликвидация Готвальда приведёт к тому, что Москва назначит другого главой чешских коммунистов. Всех не перестреляем с крыши.
У Дюбеля, вероятно, другое мнение, но разумности достаточно, чтоб промолчать.
– Так. Ваши предложения, ефрейтор?
– Выбираем объект помельче. Инсценируем бытовое-уголовное. Самый простой вариант – ограбление.
– Смысл?
– Потом нужно деликатно намекнуть товарищам большевикам, что, если продолжат упорствовать по поводу Судет, следующие трупы будут из самой верхушки.
– Поздравляю, ефрейтор. Если бы вы до этого не додумались, я бы сам предложил подобный план. Но более радикальный.
– Слушаю, герр обер-лейтенант.
Он сидит ко мне вполоборота. Крючковатый нос нездорового цвета и серые круги под глазами делают похожим его на птицу-трупоеда. Быть может, я пристрастен. Если не считать Бориса, в Германии мне не встретилось ни одного субъекта, с кем бы по доброй воле посидел за кружкой пива.
Кстати, о пиве. Проезжаем городок, буквально у шоссе примостилось и увеличивается на глазах заведение, где можно дегустировать местное, холодное. Лемке прикрикивает на Дюбеля, вздумавшего сбросить скорость, и мы вновь углубляемся в загородные ландшафты. Сады перемежаются с холмистыми неудобицами.
– …Нужно убрать двух или даже трёх коммунистов, – не слезает со своего конька начальство.
– Лучше евреев, – поддакивает Дюбель, впервые заслужив одобрительный кивок Лемке.
– Да, лучше. В любом случае перед акцией мы согласуем детали плана с Берлином.
– Дело не в евреях, – я пытаюсь скрыть свои эмоции от предстоящего. Наверно, это плохо удаётся. – Несколько смертей коммунистов явно укажут, что цепочка убийств не случайна.
– Верно, ефрейтор. Значит, их нужно объединить. Где евреи – там деньги. Пожертвования или московские субсидии по линии Коминтерна, если его вконец не разогнали. Версия для полиции будет, что держателей партийной кассы хлопнули свои же крысы. Когда дерьмо уляжется, Готвальд получит намёк, откуда выросли ноги. Нет возражений? Работаем!
Работа приводит нас в Брно. Лемке, уточняя последние штрихи операции на совещании в гостиничном номере, цедит:
– Раньше городской театр назывался Немецким, здесь ставились пьесы германских авторов. После войны неблагодарные славянские свиньи его переименовали. Сейчас это «Театр на стене» чеха Иржи Магена.
– Зато подступы и отход удобные, – вставляет Дюбель. Под желчным взглядом начальника торопливо гасит сигарету. Лемке – радетель правильного образа жизни и сохранения здоровья, даже если уже нечего сохранять.
Вечером