Великий князь. Юрий Сбитнев
именем Данила. Скоро и без каких-либо помех прижился в княжеской семье, был принят в неё на равных. Ничем, ни платьем, ни образом жизни не отличался среди Олеговых чад, кроме как искренним желанием опекать их всей своей верой и правдой, как это бывает со старшими детьми в многочадных русских семьях.
С Всеволодом, который был на два года моложе, тесной и доверительной дружбы не получилось. Тот, как то и положено, мнил уже себя старшим в стае и от опеки названого брата отказался. Остальные братья приняли Венца, с радостью позволяя ему дружить и печься о них, как тому было потребно.
Но особо привязался душою Венец к Игорю. Не прошло и недели, как стали они об одно. А когда умер Олег Святославич, это их единение не просто стало нерасторжимым, оно для каждого из них явило суть их бытия. За два минувших года и на час не разлучались, деля всё, на что обрекала их судьба в горьком для всей семьи зачужье. За любую Игореву обиду вставал Венец, жестоко мстя обидчикам. И если по малолетству в ссорах и драках княжей молоди Игорю доставалось вполсилы, то на Венца обрушивались всей могутой, не гнушаясь ещё и наябедничать на него взрослым. И князь Давыд, при дворе которого и жили Ольговичи, не упускал возможности строго, сурово, но и больно наказать Венца.
В скорой суматохе сборов в степь, на погребение отца Верхуслава как-то и запамятовала о своём крестнике и с собою не взяла. Игорь и думать не мог, что такое случится. Считал, что Венец где-то среди взрослых, не пристало ему, паробцу49 о двенадцати лет, катиться в возке. А когда обнаружил, что нет его в походе, заботиться и горевать было поздно. Далеко ушёл их чин от Чернигова. А потом дорога так захватила мальчика, что, кроме как о виденном, ни о чём и думать не приходилось, а там и степь великим восторгом немереного простора пролилась в душу, а следом – похороны деда, скорбь и печаль заполнили мир его. И только когда высоко в небо взметнулся багряный сполох погребального костра, когда языки огня всласть зализали дедову домовину, и когда душа его, приняв образ не то сквозного облака, не то прозрачной, но всё-таки угадываемой глазом птицы, зацепилась за острие копья, для того и поднятого рядом, чтобы передохнуть перед долгим странствием, Игорю в один миг вспомнился Венец, и разлука с ним совсем не детской болью отозвалась в сердце. Без него ощутил он себя бесконечно одиноким, совсем маленьким, вовсе незащищённым от великих бед мира сего и даже от этого, внезапно ставшего грозным, простора Великой степи.
И хотя рядом стояли молодые дядья его – юноши Оселук с Осташем, а позадь них чутко напряжённый Глеб, и об руку прикрывал его всё ещё богатырь, всё ещё великий воин Пётр Ильинич, Игорь почувствовал себя вовсе незащищённым только потому, что не было тут Венца.
С отъездом княгини в Степь, в отсутствие Всеволода и Давыда Святославича жизнь Ольгового гнезда в Чернигове стала вовсе невмочной. Малая горсточка челяди, что кормилась с рук Верхуславы, оставленная в зачужье, вопреки наказам ждать её возвращения, быстро таяла. Люди разбегались, лишённые самого необходимого Давыдовыми близняками и его челядью. Того, кто был в неволе, и вовсе
Паробец – молодой воин, молодец.