Блюз перерождений. Майкл Пур
смерть, как исследователь, в золотистой вспышке мирного единения, а на деле тебя пережевывают, как кусок ветчины.
Его последними словами были:
– Нет! Блин! Нет!
А дальше жуткое ощущение того, как ты разрываешься на части. Голос в его голове стал утихать, свет меркнуть.
Пока чернота не укрыла его целиком, Майло успел подумать, что Бэрт сможет найти нового друга, который будет заботлив и ласков. Хорошая, добрая и мудрая мысль, и тут же стремительная космическая ночь втянула его, как…
Махнув хвостом, акула ушла на глубину, оставив позади облако кровавой мути и куски доски для серфинга.
Она не задержалась, чтобы получше распробовать еду или для церемониальных почестей. Голод по-прежнему терзал ее, и она искала новую добычу.
Часть акульего мозга исследовала океан, звуки и биения глубин.
Другую часть наполняли удовлетворение от хорошей, теплой еды, мудрой и древней, и воспоминания о бытности морским окунем, макрелью, устрицей, китом, собакой, котом и Клубничной Королевой.
Глава 2. Сомнительное удовольствие катапультирования в вену
Умирать было делом привычным.
Майло проделывал это примерно десять тысяч раз.
И почти всеми возможными способами. Иногда получалось отвратительно, подчас выходило недурно. Самый лучший способ, как известно, умереть внезапно (… он ничего не почувствовал), но такое удавалось редко. Майло повезло лишь однажды. Башенный кран уронил на него чугунную балку, и это был единственный раз, когда в загробной жизни он был вынужден спросить: «Что случилось?»
Но даже если о предстоящей смерти известно загодя, она никогда не становится обыденностью.
Майло казнили пять раз, и каждый раз о времени смерти он знал заранее. В Испании его сожгли, в Китае обезглавили, повесили в Судане, а в Калифорнии уморили в газовой камере. Считается, в таких случаях собираешься, чтобы в последние минуты выглядеть достойно. Но это лишь очередное действо. А внутри такое чувство, будто тебя сдавливает прессом.
Майло ненавидел физические мучения. Он шестнадцать раз умирал в сражениях: пронзенный копьем, сброшенный со стены, истекший кровью от ран, снова пронзенный, раздавленный колесницей, парализованный ударом палицы и затоптанный лошадью, от удара копытом в лицо, еще раз от копья, от удара штыком, взорванный, подстреленный и истекший кровью, опять-таки подстреленный и унесенный лошадью, просто от падения с лошади (вот уж кого Майло не жаловал), задушенный громадным немецким пехотинцем. А был случай – плененный турками и выпущенный из катапульты обратно за крепостные стены Вены. Самый его любимый. Разгон, и ты летишь в ночи через клубы дыма, а под тобой городские огни. Жутко, но как же здорово!
Удивление вызывали случаи, когда ему выпадало умирать безмятежно. Однажды он был французским крестьянином, и опухоль мозга свела его в могилу за неделю, пока он лежал в постели и грезил наяву.
Иногда смерть бывала завораживающе прекрасной. Замерзая в бытность арктическим исследователем, он чувствовал только тепло, а мозг испускал импульсы мирного