Родовые дымы. Книга стихов. Анна Ильина

      Твердить, как некое заклятье,

      строку про наш державный дым,

      и наблюдать в окно зачатье

      уральских розоватых зим,

      и отмечать себе их лютый

      неукротимо-буйный нрав

      ожесточенного Малюты,

      и вспоминать свеченье трав

      пришла пора. В снегах Отчизны

      о небе надолго забудь.

      На пустырях разбойной тризны

      перезимуем как-нибудь.

      Но, убивая все тревоги,

      оберегая чуткий слух,

      невинно стелется под ноги

      лебяжий пух…

      Заброшены и молчаливы

      бараки. Стелется вьюнок.

      В высоких зарослях крапивы

      ржавеет старый чугунок.

      Почудилось, что чьи-то будни

      не время пресекло, а враг.

      Звон тишины, и на безлюдье

      невольно ускоряю шаг.

      За иконою окна в сосновой раме

      сонный город да соцветия левкоя.

      Застываю перед ней, как в божьем храме

      тишины и небывалого покоя.

      В блестках звезд голубоватых ночь бездонна,

      горизонт – закатных туч самосожженье.

      Что в глазах твоих, печальная Мадонна?

      Ты ли это,

      иль мое же отраженье?

      Наедине с мерцающей звездою

      молчу – и мне в ответ молчит звезда.

      Гул улиц иссякает сам собою,

      из крана в кухне капает вода,

      размеренную ноту повторяя,

      и, с треском залетевшей стрекозы,

      в звезды, в мое молчание ныряя,

      остановились старые часы…

      Мои слова… они покрыты пылью,

      лежат до срока в вечной мерзлоте,

      сегодня обреченные бессилью,

      как бледный Бог, распятый на кресте.

      Облака над землею стремительно мчатся,

      не слышны голоса в опустевшем лесу.

      Я приду, чтобы с ним до весны попрощаться,

      и треногий этюдник с собой принесу.

      А когда возвратятся пропавшие птицы,

      уберу со стены желто-красный картон

      и отправлю его среди хлама пылиться,

      только