Омертвение. Ушедшие в небо. Ярослав Толстов
как всегда. Но мир все еще держится. Сколько он еще продержится? И сколько будет ударов?
Она вышла на балкон и, отмахиваясь от снега, посмотрела вниз. На первом этаже ярко го-рели чьи-то окна, и Вита без труда увидела выходящего из подъезда Евгения, и тотчас тот, словно почувствовав ее взгляд, поднял голову и погрозил ей кулаком. Вита махнула рукой и вернулась в комнату. Она сорвала с головы полотенце и швырнула его на диван, потом нача-ла быстро ходить по гостиной, лавируя между креслами и журнальными столиками и путаясь в длинных полах халата. Ее мокрые пепельные волосы сейчас казались почти черными, а кожа – неестественно бледной, в тон повязке на шее. Наташа бы сейчас ни за что не узнала в ней «очаровательного избалованного ребенка», как она определила для себя Виту при их встрече. Лицо «Витязя» потеряло мягкость, в нем появилось что-то резкое, затравленное, зе-лено-голубые глаза сузились и потемнели, утратив все оттенки синего, губы сжались в тон-кую злую полоску, и сейчас Вита казалась даже на несколько лет старше, чем была.
В очередной раз проходя мимо одного из журнальных столиков, она схватила лежащий на нем телефон и по памяти быстро набрала номер Чистовой. Вслушиваясь в длинные гудки, Вита подошла к окну, зло глядя на раскачивающиеся старые тополя. Трубку на том конце не снимали очень долго, но Вита упорно ждала, в уме старательно выстраивая то, что она соби-ралась сказать Наташе, в четкие слаженные фразы, чтобы довести до клиентки суть происхо-дящего, а не собственные эмоции. Но когда в трубке наконец-то раздался знакомый сонный голос, Вита, сказав «Привет», неожиданно замолчала, не в силах больше произнести ни сло-ва. Только сейчас, слушая испуганный голос Наташи, как-то механически повторяющий: «Вита! Что случилось?! Вита, что случилось?! Это ведь ты, Вита?! Что случилось?!» – она поняла, что не сможет рассказать Наташе о том, что случилось. Если сама она, даже после недавних событий, продолжает балансировать на тонкой линии между неверием и абсолют-ной верой, то Наташа-то давным-давно эту границу перешла, принимая все это, как реаль-ность, замыкающуюся непосредственно на ней. Нетрудно догадаться, что она подумает, уз-нав о Кужавском, и на что может решиться. Сейчас Чистова совершенно одна. А теперь, по-сле их разговора, останется в еще большем одиночестве.
– Ничего ужасного не случилось, – наконец ровно ответила Вита и прижалась лбом к хо-лодному запотевшему стеклу, – просто хотела убедиться, что у тебя нет никаких неприятно-стей. А еще хотела кое-что сообщить.
– О Славе? – с надеждой спросила Наташе, и Вита покачала головой, словно Чистова мог-ла ее видеть, потом повернулась и пошла в спальню.
– Нет, Наташ, не о Славе…
Именно, что о Славе – твой Слава в Волжанске, у Баскакова Виктора Валентиновича по прозвищу «Чернокнижник», которому принадлежит весь город, который рассылает людям странные письма, сводящие их с ума, который связан с моим непосредственным начальни-ком, и, если считать все это правдой, а не бредом свихнушейся редакторши с местного