Остальные тридцать два. Полное собрание рассказов. Эрнест Хемингуэй
выше меня, и смотреть прямо в глаза. Я дернул канат, чтобы меня подняли.
– А какого он был размера, Джон?
– Не могу сказать точно, стекло в шлеме все искажает. Но голова по крайней мере больше четыре фута, это точно. И он стоять на своих ногах как на цыпочках и вот так на меня смотреть. (Он уставился мне в лицо.) Так что, когда меня вытаскивать из воды и снять шлем, я сказать: вниз – больше никогда. Тогда тот, что был у нас начальник, говорит: «Что с тобой, Джон? Этот “восьминог” испугался тебя больше, чем ты его». А я ему говорю: «Невозможно!» Что вы скажете насчет того, чтобы выпить еще этого фашистского напитка?
– Это можно, – согласился я.
Я наблюдал за тем человеком. Его звали Луис Дельгадо, и последний раз я видел его в 1933 году в Сан-Себастьяне на соревнованиях по стрельбе по тарелочкам. Помню, мы стояли рядом на верхней трибуне и наблюдали большой финал. Мы заключили пари на сумму бо́льшую, чем я мог себе позволить, и, думаю, намного большую, чем он мог позволить себе истратить за весь тот год, но когда он расплачивался, спускаясь по лестнице, то выглядел совершенно безмятежно, стараясь показать, что это привилегия – иметь возможность проиграть такую сумму. Потом, помню, мы в баре стоя пили мартини, и я испытывал то чудесное чувство облегчения, которое приходит, когда выбираешься из опасной передряги, и мне было интересно, насколько тяжело ударил по нему этот проигрыш. Я всю неделю стрелял отвратительно, а он – превосходно, но выбирал при этом самые безнадежные мишени и постоянно ставил на себя.
– Может, кинем дуро[3]? – спросил он.
– Вы действительно хотите?
– Да, если вы не против.
– На сколько?
Он вытащил бумажник, заглянул в него и рассмеялся.
– А на сколько хотите, – пожал плечами он. – Ну, скажем, на восемь тысяч песет. Кажется, тут примерно столько и есть.
Тогда это равнялось почти тысяче долларов.
– Хорошо, – сказал я. Блаженное состояние внутреннего покоя вмиг исчезло, и вернулось ощущение сосущей пустоты, сопутствующее азарту. – Кто открывается первым?
– Открывайтесь вы.
Мы потрясли по тяжелой серебряной монете в сложенных скорлупками ладонях, потом каждый, не глядя, выложил свою монету на тыльную сторону левой ладони, прикрыв ее правой.
– Что у вас? – поинтересовался он.
Я открыл свою монету, она лежала вверх профилем Альфонсо XIII в младенчестве.
– Орел, – ответил я.
– Ну, тогда забирайте эти чертовы бумажки и, будьте добры, закажите мне выпить. – Он опустошил свой бумажник. – Не хотите купить у меня отличное пердеевское[4] охотничье ружье?
– Нет, – отказался я. – Но послушайте, Луис, если вам нужны деньги…
Я протянул ему туго свернутую пачку плотных, блестящих зеленых банкнот по тысяче песет.
– Не дурите, Энрике, – произнес он. – Игра есть игра.
– Да, но мы достаточно хорошо знакомы…
– Не настолько.
– Ладно, – сдался я. – Тут решать вам. Тогда что будете пить?
– Как насчет джина с тоником? Прекрасный, знаете
Испанская серебряная монета.
Имеется в виду известная фирма «Джеймс Пердей», производящая огнестрельное оружие, в том числе охотничьи ружья.