Путеводитель по «Дивному новому миру» и вокруг. И. В. Головачева
прозе, неоднократно обращались за соответствующими указаниями в британское посольство в США, отвечавшее писателям неизменно вежливым отказом всерьез рассматривать их кандидатуры «новобранцев».
Обоих писателей безоговорочно признали негодными к военной службе, т. к. почти слепой Хаксли ни при каких обстоятельствах не был бы признан даже условно годным к несению не только военной, но и гражданской службы, а Ишервуд к началу войны формально вышел из призывного возраста.
Когда в 1940 г. Сибил Бедфорд, друг и впоследствии биограф Хаксли, добралась до Южной Калифорнии, она увидела несчастного, измотанного Олдоса. Она нисколько не усомнилась в том, что его устойчиво депрессивное состояние объяснялось тягостными мыслями о родных и друзьях, оставшихся в разоренной Европе. Даже в глазах некоторых американцев вполне искренний пацифизм Хаксли и Ишервуда не выглядел убедительно: пребывание в заведомо безопасной и сытой Калифорнии могло восприниматься как дезертирство. Так, Чарли Чаплин на обеде у астронома Эдвина Хаббла заявил, что всегда был пацифистом, но что в этой новой войне он призывает к активным боевым действиям и лично при случае готов перестрелять как можно больше фашистов. Хаксли продолжал твердить, что всякая война – это зло. Он либо спорил, либо молчал, уйдя в себя, когда Хаббл призывал открыть второй фронт, а Анита Лус активно собирала средства для помощи союзникам. Как его ни уговаривали, Хаксли, упорствуя в своем пацифизме, наотрез отказался участвовать в пропаганде второго фронта.
Практически сразу после того, как в Европе разгорелась война, в Калифорнии обосновался еще один приятель Хаксли, знаменитый философ и математик Бертран Рассел. В отличие от Хаксли и Ишервуда, с началом немецких бомбардировок Англии Рассел изменил пацифистским убеждениям. Вот его слова из письма от 19 января 1941 г.: «Когда вы вдали от дома, патриотические чувства обостряются»[80]. Стремясь объяснить резкую перемену своей позиции, Рассел заявил: «Я остаюсь пацифистом в том смысле, что я считаю состояние мира самым важным на свете, но я не думаю, что на земле может установиться мир, пока благоденствует Гитлер»[81]. Расселу, пожалуй, пришлось хуже других знаменитых эмигрантов в Америке, где его книга «Брак и мораль» (Marriage and Morals, 1929) вызвала шквал возмущения. Такого резкого наступления на священные устои брака Америка не снесла. В результате философа, защитника промискуитета, не приняли вначале в Городской университет Нью-Йорка, а затем отказали в профессорской должности в Калифонийском университете (Лос-Анджелес), что лишило студентов возможности прослушать его знаменитый курс логики.
Надо отметить, что некоторые представители британской богемы не остались в США на все время войны. Например, великий композитор и убежденный пацифист Бенджамин Бриттен и его партнер, тенор Питер Пирс, вернулись в Британию. В Америке они оказались примерно в то же время, что Ишервуд с Оденом. Несомненно, решение Бриттена вернуться посреди войны, в 1942 г., в сражающуюся Европу и предстать перед осуждавшими его соотечественниками было смелым поступком. Да и сам по
The Selected Letters of Bertrand Russell: The Public Years, 1914–1970 / Ed. N. Griffin. London; New-York, 2002. P. 388.
Цит. no: Moorehead C. Bertrand Russell. A Life. London, 1992. P. 429.