Девять Жизней. Шестое чувство. Валентина Спирина
Лида не уставала удивляться. У юноши было какое-то совершенно особенное отношение к смерти. С одной стороны, он относился к ней с большим пиететом, считая, что смерть всегда права, потому что её посылает Бог, если это, конечно, не самоубийство. С другой, как христианин, он в принципе отказывался верить в существование этой самой смерти, и мог ничтоже сумняшеся обратиться, скажем, к тому же Александру II, стоя у его могилы. На Лидино недоумение рассказал ей дивную историю о перенесении мощей Иоанна Златоуста. Великий отец Церкви, который не щадил живота на борьбу с ересями, умер по дороге в ссылку, так и не добравшись до конечной её точки – Пицунды (представляешь, в Пицунду ссылали! А для нас курорт), в маленьком селении Команы, где и был похоронен. А когда гроза миновала и правая догма окончательно утвердилась в Константинополе, император (к слову, его мать, императрица Евдоксия, постоянно получала от Златоуста нагоняй за своё поведение) решил перевезти мощи великого святого обратно в Константинополь. Но никакая сила не могла сдвинуть гробницу с места, о чём доложили императору. Тот понял и прислал письмо, адресованное лично Иоанну, в котором просил у него прощения за себя и мать. И после того, как письмо было зачитано у гробницы святого, посыльным удалось поднять гроб и отвезти тело святителя в столицу. Лида слушала очень внимательно, ей изо всех сил хотелось поверить, но были какие-то внутренние препятствия, которые мешали ей погрузиться в веру так же не рассуждая и с головой, как они с Сашей каждый день погружались в страсть.
Так, то с солнцем, то с дождём, то с пронзительным ветром с Финского залива, неизменно с бурей чувств и с прогулкой по прекрасному городу, проходили по-северному короткие осенние дни.
– Давай заявление подадим? – сказал Саша однажды, бессильно откинувшись на кровать после очередного прилива нежности.
– Обязательно подадим, только я сначала должна предупредить тётю. Она с ума сойдёт, если я вовремя не вернусь. Я приеду, всё ей расскажу, соберу вещи и вернусь. И мы никогда-никогда уже не расстанемся.
До отъезда оставался вечер. Только сейчас и Лида, и Саша осознали, что в принципе могут расстаться дольше, чем на одно утро, и у обоих мучительно защемило сердце при этой мысли. В этот вечер они гуляли дольше обычного (юноша даже прогулял ужин), смотрели, как в последних лучах догорает золотом игла Петропавловского собора на фоне потрясающего фиолетово-лилового заката, пили вино в ресторанчике на Фонтанке, заедая его кальмарами (на последние деньги можно и разгуляться!), танцевали вальс на Дворцовой площади (благо, был уже вечер и никого не было) и целовались на Васильевском острове, который оба любили.
Днём на Московском вокзале, минут за двадцать до поезда, стояли, обнявшись, и никак не могли разлучиться, и Лида тихонько, на ушко, в свойственной ей манере шепнула Саше очень важную и прекрасную новость:
– Доигрались! К середине