Красный цветок (сборник). Мадина Маликова
в лагерь, строить Беломорканал. Загида этого не скрывала. Лишь годы спустя мы узнали, что потомков репрессированных в нашей группе было, оказывается, ещё несколько. Но они крепко держали языки за зубами. Ни слова об этом. Потому что было ясно как день: если слух об этом дойдёт до ушей руководства, дороги перед тобой закрыты.
На несколько мгновений воцарилась тишина. Потом Муртаза почти шёпотом, как бы про себя сказал:
– И здесь у вас было так же…
– Загида же не знала страха. О многом крепко думала и делилась своими мыслями с другими. Например, о своих односельчанах. «Люди в деревне были как крепостные, на всю жизнь прикреплённые к колхозам. Не то что уехать, но даже и отлучиться надолго не могли. Им не выдавали паспорта. И это называется справедливость? Получается, родное государство не признавало наших дедов и отцов своими гражданами. И мне стало так жалко их, когда я поняла это!»
– Неужели она одна была такая – размышляющая, рассуждающая? – с удивлением спросил Муртаза.
– Почему же, были. Выражали недовольство установленными в стране порядками. Правда, больше шепотком, только среди самых близких. Не у всех голова набита паклей и сердце каменное… Ходили и политические анекдоты… Однако грозиться кулаком из кармана – одно, броситься с поднятыми кулаками вперёд против несправедливости – совсем другое. Здесь в провинции даже воздух казался затхлым. Если вся страна была за железным занавесом, то провинции были как бы в закрытом котле… Правда, парень один как-то осмелел было. Тауфиком зовут. Со школьной скамьи пристрастился ходить в турпоходы, общался с молодёжью из разных концов страны. А у них мысль кипела. Например, у прибалтийцев или украинцев глаза были не так зашорены, как у нас. Они имели возможность слушать радио «Голос Америки» или «Свободу». Помню, после летних каникул Тауфик приехал совсем повзрослевшим, можно сказать возмужавшим. Говорил, что СССР держит в оккупации Чехословакию, Венгрию, другие страны Восточной Европы, читал стихи Евгения Евтушенко. Но ведь что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. Москвичи и жители приграничных городов могли позволить себе многое. Но не мы, провинциалы. Там были одни карающие органы, а тут ещё и местные. Им надо было постоянно разоблачать заговоры, доказывать свою нужность. В общем, не удержалась бы голова Тауфика на плечах – Загида спасла.
– Как же это она сделала?
– Я же говорила, что мы избрали её комсоргом группы. К своему несчастью, Тауфик потерял комсомольский билет. Это было ужасно. «Как можно потерять такой важный документ? Значит, не берёг, относился наплевательски. А с чего это такое пренебрежительное отношение? Не дорожишь комсомолом? А как ты относишься к коммунистической партии?» В таком вот духе оценивался этот проступок. И на комсомольском собрании ставился вопрос ребром: всесторонне обсудить поведение виновника и строго наказать. Чаще давали строгий выговор, исключали из комсомола очень редко. На этот раз наверху решили не давать никакой поблажки. На собрание прислали представителя районного комитета. Вид у него был суровый, осанка