Жизнь Имтеургина старшего. Тэки Одулок
подсели к ним и принялись выщипывать из кожи прогнившую щетину. Они долго мяли ремень руками, а когда натерли на руках мозоли, стали жевать ремень, выдергивая щетину зубами.
Когда работа была окончена, все легли спать, а старшая из женщин, Кух, села в углу полога и, придвинув к себе светильню, стала шить из шкуры одежу для ребенка. Она шила нитками, скрученными из оленьих сухожилий, крепко затягивая швы. Шила и пела песню:
Голова медвежья,
Зубы волчьи,
Шкура оленья,
Ноги собачьи.
Это она пела про ребенка, которого ждала.
Вдруг женщина заметалась и бросила шить. Тяжело дыша, она легла на шкуру и сказала Имтеургину:
– Надо огонь потушить. Новый человек у нас скоро будет.
Имтеургин потушил огонь, чтобы злые духи не увидели ребенка, когда он родится, и выскочил из полога. На стенке шатра висела связка костей, перьев, лоскутьев шерсти и кожи. Он схватил ее, потряс над головой и стал быстро кружиться на месте, выкрикивая:
– Мое сердце прыгнуло! Драться хочет! Убивать хочет! Мы сильнее всех! Уходите прочь, все злые духи, все келе-духи. У меня сердце стукнуло, убивать хочет!
Имтеургин высоко прыгал и кричал во все горло, ревел по-медвежьи, выл по-волчьи, лаял по-лисьи и каркал как ворон. Это он пугал злых духов, отгонял их от шатра, чтобы они не испортили ребенка, который родится там, в темном пологе.
Сын его Кутувья тоже вышел в шатер и застучал сковородкой. Он помогал отцу выгонять злых духов из шатра.
Они оба так громко кричали, что не сразу услышали, как запищал ребенок.
– Сын или дочь? – спросил Имтеургин, наклоняясь к пологу.
– Сын, – ответила Кух из полога.
Отец опять запрыгал, потряхивая перьями и костями. С ним вместе закружился Кутувья.
Потом Имтеургин уселся перед пологом и начал перебирать связку: волчьи зубы, медвежье ухо, нос росомахи, хвост песца, когти ворона.
Он протягивал в темноту то зуб, то коготь, чтобы духи не посмели даже подойти к шатру.
Над шатром шумел ветер, пересыпая снег, а Имтеургин думал, что это целая толпа духов царапает кожаные стенки.
В это время женщина приоткрыла полог и подала отцу ребенка. Отец взял мальчика обеими руками, ткнул его в одну сторону, в другую, в третью и закричал:
– Вот мое копье! Вот мой топор! Вот мой нож! Всех убью! Уходите, келе!
Кух тоже вышла в шатер и надела меховую рубаху, сшитую вместе со штанами. Она достала из мехового мешка деревянное сверло и стала буравить тонкую, с ямкой посредине, дощечку. Это она добывала огонь. Волосы у женщины стали белые от инея, а от ее голой шеи и груди пошел пар. Долго-долго она вертела сверло, крепко вдавливая его в дощечку. И вот кончик сверла задымился.
Женщина быстро бросила на дощечку кусочек сухого мха и стала дуть. Когда мох загорелся, она осторожно внесла его в полог и зажгла светильню.
– Новый огонь загорелся, – сказала она.
– Новый огонь начался, – сказал отец, и только тогда вошел с ребенком из шатра в полог.
Молодая женщина, жена Кутувьи, набила снегом котел и повесила его над