Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет. Эрих Мария Ремарк
машины?
– Наверно. А где Борис? Он разве не идет?
– Борис уверен, что я сплю. Я уже сегодня после обеда заставила его вывезти меня на прогулку. Второй раз он ни за что не согласится.
Уборщица раздвинула занавески. И в окне вдруг всею угрюмой мощью воздвигся горный пейзаж – залитые лунным сиянием склоны, черный лес, снега. На этом фоне трое людей за столиком выглядели жалкими букашками. Уборщица меж тем по очереди гасила светильники на стенах. И с каждой погашенной лампой грозный ландшафт, казалось, все неумолимей вдвигается в комнату, тесня беспомощных людишек.
– А вот и Крокодил, – проронил Хольман.
Старшая сестра и вправду стояла в дверях. Мощные челюсти, крокодилья улыбка во всю пасть и холодные глаза.
– А-а, наши полуночники тут как тут! Отбой, господа! – Впрочем, по поводу того, что Лилиан все еще на ногах, она не обмолвилась ни словом. – Спать пора! Спать! Завтра тоже будет день.
Лилиан неохотно встала.
– Вы уверены?
– Совершенно уверена, – с непрошибаемым оптимизмом отозвалась старшая. – А для вас, госпожа Дюнкерк, на ночном столике уже приготовлено снотворное. Будете почивать, как в объятиях Морфея.
– В объятиях Морфея! – с отвращением передразнил Хольман, едва медсестра удалилась. – Наш Крокодил – ходячий кладезь банальностей. Сегодня-то она нас еще считай что пощадила. Ну почему, стоит тебе оказаться в больнице, эти церберы здравоохранения начинают обходиться с тобой с этаким ангельским терпением, словно с несмышленым дитятей или слабоумным?
– Это их отместка за свою работу, – с досадой пояснила Лилиан. – Отними у медсестер и официантов возможность вымещать зло на клиентах – они просто умрут от комплекса неполноценности.
Они уже стояли возле лифта.
– А вы куда направитесь? – спросила Лилиан у Клерфэ.
– В Палас-бар.
– Меня не захватите?
Он замешкался лишь на секунду. Навидался он этих экстравагантных русских дамочек. И наполовину русских тоже. Но тут ему вспомнился сегодняшний случай с санями и высокомерный, неприязненный взгляд Волкова.
– Почему бы и нет? – отозвался он.
Она улыбнулась смущенной, беспомощной улыбкой.
– Ну разве это не унизительно? Клянчить крохи свободы, словно отпетый пьяница, умоляющий бармена о последней выпивке? Разве это не позор?
Клерфэ покачал головой:
– Я сам клянчил, и не раз.
Она впервые посмотрела на него во все глаза.
– Вы? – переспросила она. – Но вы-то почему?
– Причина всегда найдется. Не только у человека, даже у камня. Где мне вас забрать? Или сразу пойдете?
– Нет. Вам надо выйти через главный вход. Крокодил уже там караулит. Вы спуститесь по первой дорожке, на площадке возьмите сани и подъезжайте к служебному входу, обогнув корпус справа. А я там выйду.
– Хорошо.
Лилиан вошла в лифт.
– Ты не в обиде, что я с вами не еду? – спросил Хольман.
– Да ничуть. Я ведь не завтра уезжаю.
Хольман смотрел на него испытующе.
– А Лилиан? Может, ты хотел побыть