Единственная радость. иеромонах Роман (Матюшин-Правдин)

      Поэзия молитвы и боли: стихотворения иеромонаха Романа начала ХХI века

      Песенно-поэтическое творчество иеромонаха Романа (Матюшина-Правдина) приобрело широкое распространение в 1990-е годы и для многих современников открыло путь к Богу и Церкви. Его произведения рождались на пересечении древнейшей традиции молитвенного псалмопения, фольклорной культуры, вековых пластов русской религиозно-философской лирики[1].

      В книге «Единственная Радость» представлены поздние стихотворения отца Романа, написанные в 2003–2008 годах. Смысловым центром этого поэтического мира становится образ Христа, лирическое переживание зачастую обращено к евангельским эпизодам, к раздумьям о подражании Христу. Радость молитвенного прикосновения к Его имени окрашивается скорбью признания в своей внутренней неготовности к этой встрече:

      Поэтическое постижение личности Богочеловека происходит в стихотворениях, где запечатлены поворотные события Его земного служения. Это тайна Рождества, переданная на языке пейзажно-философских образов:

      Это и Крещение Господне, изображенное как акт вселенского обновления и в то же время свидетельство Божественного самоумаления и жертвенного смирения:

      Вершинами этого смыслового ряда становятся стихотворения 2008 года «Спаситель, обвязавшись полотенцем…» и «Еще не Пасха, а уже светло…», где торжество Воскресения явлено как победа Крестной любви над грехом. Источник пронзительной боли для лирического «я» – в прозрении им осознанного или стихийного отвержения Христа человеческим родом. В евангельских сценах он выдвигает на первый план часто поверхностное и враждебное восприятие современниками – от исцеленных Им людей до глумливых римских легионеров – личности Спасителя и сущности Его служения:

      Болевым восприятием проникнуто у отца Романа даже созерцание церковного чина омовения ног, который, напоминая о Христе, знаменует и трагическое отдаление сегодняшнего мира от Его Тайной Вечери («Спаситель, обвязавшись полотенцем…»).

      Драма совершившегося и длящегося в истории богоотступничества проецируется в исповедальной лирике отца Романа и на внутренние переживания. Примечательны стихотворения, построенные в виде обращения к собственной душе, поставляемой своими страстями «у самой бездны на краю» («Душа, умилосердись над собой!..», 2003) и всем опытом своего бытия «не защитившей» распинаемого Владыку:

      Исповедальные мотивы сопряжены у отца Романа с вглядыванием в духовно разнонаправленные устремления собственной души, с раздумьями о своем личностном родстве с апостолом Павлом и, увы, даже в большей мере с еще не прозревшим сердечными очами Савлом («Из всех Апостолов мне ближе Савл…», 2003), с тревожными вопрошаниями о достойном применении поэтического дара и его непростом соотношении с монашеским поприщем: