Перст судьбы. Эсмиль. Алина Углицкая
от побоев растворилась в наркотической эйфории, но разум оставался ясным. В одно мгновение левантиец оценил обстановку и весь подобрался, ожидая нападения.
Дверь комнатки приоткрылась, пропуская управителя и новую хозяйку.
– Снимите с него цепи, – приказала девушка, невольно сморщив носик при виде своей новой покупки. – Я хочу провести обряд прямо здесь, подготовьте все необходимое. Если он выживет после этого, то я позволю поставить ему печать моего Дома.
Управителю не оставалось ничего другого, как исполнить волю ясновельможной госпожи. Иначе, если пленник загнется прямо здесь, хозяйка аукциона спросит уже с него самого.
Через пять минут было все готово: золотая чаша, уменьшенная копия той, что хранилась в главном храме, обсидиановый нож и переносной алтарь.
Пришла жрица, закутанная с ног до головы в красную мантию так, что лишь узкие миндалевидные глаза были видны в разрезе покрывала. Невольника с силой удерживали на топчане, пока она читала воззвание к Бенгет на мертвом языке, на котором, по легенде, говорили сами боги. Одним точным ударом кинжала жрица рассекла кожу на его груди, как раз напротив сердца. Остро отточенное лезвие легко вспороло человеческую плоть – и в чашу закапали тяжелые темно-красные капли. Ритуальный кинжал был особым, в каждом уважающем себя Доме имелись такие: намоленное лезвие, посвященное богине, не оставляло после себя шрамов, поскольку было пропитано неким составом, секрет которого знали только жрицы Бенгет.
Затем, представительница кровавой богини повернулась к Эсмиль. Девушка взяла в руки протянутую чашу и, ничуть не поморщившись, пригубила ее содержимое. Под заунывное песнопение жрицы, Эсмиль подалась к невольнику и, глядя в его глаза, с трудом открывавшиеся на заплывшем от побоев лице, произнесла кодовые слова, завершающие ритуал "привязки":
– Мой Дом – Дом Маренкеш, твой Дом – Дом Маренкеш. Именем Бенгет Всеблагой, Матери сущего, Пожирательницы вечности, я связываю тебя – твое тело и душу, твои помыслы и желания, твою жизнь и смерть, твою волю и неволю – отныне и до тех пор, пока сама не отпущу в царство мертвых. И с этой минуты нарекаю тебя Зирван!
В черных глазах раба сверкнуло осмысленное выражение. Эсмиль приняла его за добрый знак и щедро расплатилась со жрицей. Та благословила наследницу знатного Дома и удалилась, похожая на мумию в своих ритуальных одеждах.
– Опустись на колени, раб, и поприветствуй свою новую хозяйку, – напыщенно произнес управитель. – Теперь твоя жизнь и смерть принадлежат Дому Маренкеш!
"Лот номер сорок шесть" хрипло рассмеялся, без малейшего намека на покорность. С видимым усилием он приподнялся на топчане и сел, не сводя с девушки тяжелого звериного взгляда.
Эсмиль недовольно нахмурилась. Такого просто не могло быть! Прошедшие "привязку" мужчины становились преданными и покорными, ловящими каждый взгляд своей хозяйки, реагирующими на малейшее изменение ее настроения. А этот смотрел на неё с таким выражением, точно это и