Я захватываю замок. Доди Смит
коричневый твидовый костюм, мягкую фетровую шляпу… Лица не помню. Совсем. Лишь фотография встает перед глазами.
Мы с мамой ушли в машину, а отец бродил по развалинам, пока окончательно не стемнело. Заметив его силуэт на крепостной стене у ворот, я чуть не ахнула: неужели и я там стояла? Даже в сумерках мне удалось рассмотреть золотистый цвет его волос и величественный профиль. Отец был худощав, но широкоплеч – словом, всегда выглядел внушительно.
От избытка эмоций обратно в Кингз-Крипт он мчал на бешеной скорости; меня, Роуз и Томаса непрерывно подбрасывало. Мама заметила, что на узкой дороге так гнать опасно. Отец сбросил газ до минимума, и автомобиль пополз словно черепаха. Мы с сестрой захохотали.
– Джеймс, всему есть мера, Томасу пора в постель.
Брат внезапно открыл глаза и, приподнявшись, пробормотал:
– Боже мой, ну конечно, пора!
Теперь смеялись все, даже мать.
На следующий день, наведя справки, отец отправился в Скоутни-Холл. Продать замок мистер Коттон не пожелал, но согласился на аренду в сорок лет.
– В доме можно делать все, что угодно! – с улыбкой объявил отец. – По мнению почтенного джентльмена, портить там нечего – куда уж хуже.
И отец постарался! Дом заметно похорошел: его побелили; в гостиной из-под восьми слоев обоев извлекли на свет божий первоначальную деревянную отделку; убрали самые страшные камины, подвесные потолки и перегородки в кухне. В планах значилось многое – подведение отопления, электричество, – но отец еще до начала ремонта истратил столько денег на антикварную мебель, что на остальном, по настоянию матери, решили экономить. Недостающее надеялись приобрести позже. Например, когда отец напишет новую книгу.
Переехали мы весной. Особенно меня впечатлила отремонтированная гостиная. Все в ней дышало свежестью: шторы с цветочным узором, сияющая старинная мебель, белая обшивка (испорченное дерево пришлось покрасить). Большой кувшин с молодыми зелеными листьями бука меня буквально заворожил. Я сидела на полу, не сводя с него глаз, а Роуз играла на старом мамином рояле пьесу «Водяной лилии». Тут вошел радостный отец и, весело объявив, что нас ждет сюрприз, широко распахнул створки окна. В наполненном водой рву тихо плавали два лебедя. Перегнувшись через подоконник, мы начали бросать птицам хлеб; в комнату хлынул весенний прохладный воздух, легкий ветерок осторожно покачивал буковые листья.
Я вышла в сад. Кругом зеленела подстриженная трава и аккуратные клумбы. Первые лакфиоли пахли просто необыкновенно!
Отец расставлял книги в комнатке над воротами.
– Ну разве не чудесный у нас дом? – крикнул он мне из окна.
Чудесный, согласилась я. И по-прежнему так считаю. Хотя после зимовки тут Северный полюс покажется тропиками.
До чего удивительна память! Закрывая глаза, я вижу три разных замка: один – в закатном свете, каким он предстал нам в первый вечер; другой – свежий и чистый, каким он был, когда мы переехали; и третий – замок нынешний…
Последняя картина очень печальна.