Идея вечного возвращения в русской поэзии XIX – начала XX веков. Вячеслав Фаритов

      Благодарю тебя. Тобою,

      Среди тревог и в тишине,

      Я насладился… и вполне;

      Довольно! С ясною душою

      Пускаюсь ныне в новый путь

      От жизни прошлой отдохнуть.

      Так наступает великий полдень: «лучи дня» – последнее словосочетание, которым завершается «Таврида». Еще раз проследим динамику стихотворения. От мрака Ничто («сердцу непонятный мрак») поэт обращается к вечном свету потустороннего («там, где все блистает // Нетленной славой и красой»); от этого ослепительного и всепоглощающего света – к сумраку древней поэзии и мифологии («Люблю ваш сумрак неизвестный»); сумрак сменяется светом, земным светом, зарей («И светлой роскошью природы // Озарены холмы, луга»); и, наконец, приходит день («Бледнеют пред лучами дня»). Утверждается вечность не потустороннего, но земного и преходящего.

      2. Воля к вечному возвращению в поэзии А. С. Пушкина и Ф. И. Тютчева

      Существуют моменты, когда настоящее становится полновластным, а прошлое и будущее выступают лишь в качестве его фона – незначащего и исчезающего. Другие состояния предполагают приоритет будущего, в то время как прошлое и настоящее выступают лишь в качестве фона будущего. Меланхолия раскрывает настоящее в качестве фона прошлого, которое одно обладает полновластностью, а будущее полностью утрачивает свое значение. Наконец, существуют мгновения, когда прошлое, настоящее и будущее переплетаются в затейливый узор, их изолированность и отграниченность друг от друга снимается. Вечность начинает играть тысячью бликов и оттенков в каждом миге. Нужно ли говорить, что это весьма редкие мгновения… Вечное возвращение, когда вечность и мгновение становятся равны друг другу, просвечивают сквозь друг друга.

      Ф. Ницше писал по этому поводу: «Первейшая проблема – вовсе не в том, довольны ли мы сами собою, а в том, довольны ли мы чем-нибудь вообще. Если, скажем, мы одобряем одно-единственное мгновение, то тем самым мы одобряем не просто себя самих, а все бытие. Ибо нет на свете ничего, что выражало бы лишь себя, – ни в нас самих, ни в вещах: и если душа наша хоть раз, словно струна, дрожала и пела от блаженства, то нужны были все эоны, чтобы вызвать один этот процесс, – и в это одно-единственное мгновение нашего приятия жизни одобрены, спасены, оправданы и утверждены все эоны».[82]

      В настоящем параграфе мы рассмотрим, как воля к вечному возвращению, воплотившаяся в стихах Пушкина, проявляется в лирике Тютчева.

      Вот один из хрестоматийных пушкинских текстов, который дает недвусмысленный ответ на основной вопрос Ницше (предвосхищая постановку самого вопроса): «хочешь ли ты этого еще раз, и еще бесчисленное количество раз?»: