Журавли летят на юг. Игорь Райбан
в воздухе застывшем кровью, и смердящим человеческим потом.
Да вот, он уже почти рядом со мной.
Прощай Виландия!
Чего же ты боишься? Я уже нет – не боюсь, и уже «не здесь».
Прощай граф!
«… вам вдвоем надлежит умереть вместе, в один миг, и в одном месте…»
Так исполним приговор предназначенья, что нам вынесло мироздание!
Только мы самолично выбрали свой путь.
И сами уходим, вопреки воли Всевышнего.
Мы сами сделали свой выбор, сами решились.
И я был счастлив нашей свободой.
Счастлив чужим поступком. Счастлив своим… Счастлив… просто.
Я ничего не имел против мира Испании, но каждый раз, когда очередной ветеран или пехотинец выбирал лёгкую смерть от незнакомого ему француза – моё сердце пело от радости!
И безумие этой битвы при Рокруа, казалось мне куда больше истинным, и реальным, чем безумие последних лет, проведенного мной в образе сталкера—проводника Зоны Отчуждения.
Да плевать, что этого не могло быть в той, прошлой, исторической реальности, что я никогда не был полководцем, не брал приступом города, не бросался в конный удар, и не ходил на абордаж!
Плевать, что не родился в то время! Это была, уже была, моя жизнь, настоящая, в которой правила сама событийная жизнь!
И снова возникшая с небес, музыка реквиема окутала нас двоих, предваряя вечность.
Её Паутинки струились в стеклянном застывшем воздухе, скользя по лицам поцелуем настигнувшей осени, уже почему-то наставшей, и клин журавлей рассекал небо над головами людей.
Это означало одно: пора уходить. Пора подводить итог всему.
Пора.
…Я обернулся на Виландию.
Посмотреть всё ли «правильно» идёт, и по плану?
Да! Всё строго!
А ты зачем умер?
Мой Нурутддин—паши. Заметив известную тень одного старого знакомца.
Тень лукаво подмигнула и унеслась вдаль. И поминай, как звали, и понимай вроде как – умрёшь и поймешь.
Готовясь к приневоленной смерти, я отбросил в сторону клинок больше не нужный. ЗДЕСЬ.
Виландия сделал тоже самое: обезоруживаясь, он выкинул взмахом назад свой клинок далеко. Его клинок, начал крутиться кольцом – и где-то там, должен будет вскоре, вонзиться в землю. Не знаю, наверное, так должно было произойти после нас, после нашего ухода.
Мы стояли плечом к плечу, спиной к спине, без всего.
Открытые всем злым ветрам и всему оружию подряд, обмениваясь беззвучными словами, тут же переброшенными в мысли:
– Ты помнишь Зону, Идущий?
– Да! Помню!
– Закрой глаза и представь, что ты «там». Будет больно…
Тогда Покорись боли, или просто преодолей, и просто кричи.
…. Я просто кричал от всей боли, когда тебя режут наживую сталью.
Копья французов подняли наверх два тела, истекающих кровью из прободённых ржавым острием легких.
Распиная узорами множеством терновых венков.
Что будет… а повиси на древке копия