Мы росли у Охотского моря. Воспоминания и рассказы учеников и выпускников магаданской средней школы №1. Л. С. Титов
охотниками и через два месяца удрал из клетки, но брал еду и питье, которые я ему оставлял. И летом, после полугодового заключения, мы спустили клетку с чердака и у края леса выпустили узника на волю, чтобы он не стал шляпкой для моей мамы.
Детей на Эльгене было очень мало. Я познакомился с Юрой Санаевым (8 лет). Когда мама запирала меня в комнате, я усаживался с книгой около двери и вслух читал интересные короткие рассказы, изображая диктора радио. А Юрка Санаев с другой стороны двери подставлял стул, взбирался на него и с интересом слушал, так как сам читал плохо, по складам… Мы с ним жили вместе и в Интернате на Эльгене, и Юра иногда плакал… были поводы для огорчений…
…Учиться я начал в 1940 году в Эльгенской начальной школе, где был интернат. Так как я довольно хорошо читал и знал счёт, отец договорился с директором школы, что меня определят сразу во второй класс. Но меня всё равно посадила в первый класс, где мне было неинтересно. Поэтому отец через месяц забрал меня домой, и в первом классе я не учился вообще.
В 1941 году я начал учиться в той же школе на Эльгене, уже во втором классе, а жил в интернате. Пришлось познавать неписаные законы общежития, когда всё чужое не твоё, а твоё – общее. Как-то к приезду отца я насобирал ягод, насыпал их в бутылку и спрятал под камнями в ручье, но голодные (или вредные?) товарищи мои по интернату нашли мою заначку и спёрли бутылку с ягодами. Ещё помню, что кровать моя ночью почему-то складывалась пополам, а железная спинка придавливала ноги…
В памяти остался на всю жизнь запах зацветшего сливочного масла, когда на кухне начинали соскабливать с большого куска масла верхний испорченный слой… Но запах всё равно оставался и долго не улетучивался…
Чтобы повысить свой авторитет в глазах ребят, я соорудил самодельный светильник из ружейного патрона 16-го калибра, куда воткнул стеариновую зелёную свечу с фитилём. С таким «фонарём» в тёмные зимние ночи я один из всех моих товарищей мог почитать что-то вслух. Света электрического в нашей спальне не было.
На каникулы я возвращался на Таскан, где у меня появились ещё друзья – Витька Германенко, Света Забаровская и верный соседский пёс – овчарка Джой. Как только утром наша соседка Женечка Коптева выводила его гулять, Джой с весёлым лаем вылетал на улицу, бросался на меня, и мы с упоением и восторгом барахтались с ним в высоких снежных сугробах …
Евгения Коптева – это советская «декабристка», которая сопровождала своего заключённого мужа и приехала вместе с ним по этапу на Колыму. Муж её сидел в лагере в трёх километрах от Эльгена».
К тому времени когда Черенковы обосновались на Таскане, а Женя учился и жил в интернате Эльгена, этот небольшой таёжный посёлок был одним из самых больших женских лагерей (до 2500–3000 человек) на Колыме. В женском лагере в Эльгене до 1947 года отбывала свой 10-летний срок мама Васи Аксенова – Евгения Гинзбург – чернорабочей скотницей на животноводческой ферме совхоза.
Женя Черенков: «А летом Джой погиб. Соседка с Джоем жили на втором этаже