Россия–Грузия после империи (сборник). Сборник статей
rel="nofollow" href="#n_45" type="note">[45]. Ради прояснения или освещения различий во взглядах друг на друга она обращается к диалогу и спору: мнение грузинских русских высказывает учительница Нина, а мнение грузин – скрипач Эмзари и сосед Гия.
Становится ясно, что грузины «не хотели быть больше русскими» (Бойко, 2005, 123) и надеялись на помощь Запада (Там же, 135) в возвращении своей независимости, а значит, и своей национальной идентификации вне советского дискурса. А грузинские русские не понимали, почему их вклад в развитие индустрии Грузии оценивали как захват. Например, муж Нины приехал сюда по распределению – строить электростанцию, а она учила детей в школе. В 1980-х гг. русской семье советская Грузия казалась раем. Русские «колонизаторы» были поражены изобилием продуктов, отсутствием очередей и хамства, неторопливым образом жизни (Там же, 111–113). В гамсахурдиевские времена из-за национальной розни многое изменилось: «А русские уезжали с большой обидой, и уже никогда не заманят их на великие стройки, на великие дела» (Там же, 138).
Бойко обращается к советской концепции написания романов, т. е. предлагает вариацию советского развивательского нарратива. С обеих сторон люди стали заложниками политики. Вопрос о том, кто кого ущемлял в правах, остается для автора открытым (Там же, 140). В тексте обывательница-рассказчица критикует политиков: Джабу Иоселиани, Михаила Горбачева, Эдуарда Шеварднадзе, Звиада Гамсахурдия. Это те люди, из-за которых, по ее мнению, для Нины и ее семьи рухнул мир, в котором им было комфортно жить.
В грузинской литературе тема обращения к «чужим/негрузинам» практически не разработана. К минимально ее составляющим принадлежит автобиографическое эссе «Год пограничья: Грузия 2008–2009» тбилисской русскоязычной писательницы и переводчицы Инны Кулишовой (2009). Писательница обратила внимание на судьбы людей разных национальностей в Тбилиси. Они оказались на дне из-за политических неурядиц. Главной задачей писательницы являлось донести до читателя в России и русскоязычного читателя в целом информацию, расходящуюся с той, которую выгодно преподносили российские СМИ, а также информацию о бедственном положении людей, брошенных не только Россией, а фактически всем миром и оказавшихся не у дел, – о своих соотечественниках, о самых незащищенных и уязвимых слоях грузинского общества. В этот круг входили и грузинские, и осетинские беженцы, одинокие русскоязычные старики (русские, евреи, армяне, греки) и супруги, состоявшие в межнациональном, например грузино-осетинском, браке.
«Год пограничья» стал переломным для негрузинского населения Грузии, потому что население, ранее наиболее связанное ментально с Россией, отвернулось от нее из-за бомбежек российскими самолетами и, как следствие, стало определять себя «грузинами». Российская агрессия оттолкнула от России даже своих – русских и русскоязычных. Грузин и негрузин связывала боль пережитого и страх повторения (Кулишова, 2009, 158).
Подводя итоги первой попытки выделения новых дискурсов и тенденций в русско-грузинском