На высоте птичьего полёта. Михаил Белозеров
быть, она ни раз была свидетелем их размолвок. Признаться, мне захотелось ущипнуть её за ушко, дабы увидеть реакцию и проверить, насколько Алла Потёмкина похожа на мою жену, потому что моя бы жена моментально превратилась бы в кошку, и я не рискнул.
– Это хорошо, – наконец сообразил Валентин Репин. – Раз он тебя приметил, значит, использует.
– В смысле?.. – вздрогнул я.
– Не в этом, конечно, – усмехнулся он, потянувшись за водкой, которую дюже любил. – А в другом. Испанов профи. Он везде ищет смысл.
– Ищет? – поморщился я, потому что плохо себе этот поиск представлял: зачем киношнику я?
Потом я понял, что у каждого киношника своя терминология в жизни. Мой друг Борис Сапожков ничего не искал, ничего этого не знал, а просто погиб в редакции, как солдат на посту.
– Если он тебя приметил, значит, ты ему приглянулся.
Я даже не стал возражать, полагая, что он, как всегда, преувеличивает.
– Ну и дай-то бог, – сказала Жанна Брынская и незаметно пожала руку Алле Потёмкиной, однако, я заметил её жест и подумал, не намекает ли она, что мне пора убираться на вольные хлеба; во всём мне мерещился дурной знак.
И тут я сообразил, что просто блестяще сдал экзамен, что Алла Потёмкина понятия не имела о том, что я ещё и что-то пытаюсь изобразить на бумаге, хотя для неё это не имело большёго значения, и что я принят ко двору окончательно и бесповоротно. По крайней мере, Алла Потёмкина заявила:
– Я хочу предложить тебе должность.
У Жанны Брынской загорелись глаза, а Валентин Репин степенно поправил на переносице очки и тяжко вздохнул: наконец-то я стану не приживальщиком, а гостем, который будет приходить в бутылкой водки, чему я, конечно же, был не против, а только за.
– Гм… – А я грешил на классовое расслоение. Мне стало стыдно.
– У меня освободилась должность директора по маркетингу и рекламе. Пойдёшь?
Глухая тоска сжала моё сердце. Лет двадцать я не ходит ни на какую службу, а жил на телефоне, то бишь Борис Сапожков мне звонил, а я отправлялся в путь-дорогу. В редакции я появлялся только за лаврами и авансом.
– Соглашайся, Мишаня, – слёзно молвил Валентин Репин.
Я понял, что за два года, которые я его не видел, он успел заматереть, и у него испортился характер в сторону меркантилизма, и горы не помогли.
– Это удача! – вторила Жанна Брынская. – Мы к тебе в гости будем ходить!
Только-то?! А как же любовь? А дружба? Что мне было делать? До пенсии висеть у них на шее? Или видеть каждый день, как всё больше хмурится Валентин Репин, оттого что я шастаю по квартире в его любимых тапочках? Возможно, я ошибался. Возможно, он настолько гостеприимен, что всю жизнь продержал бы меня в «моей» комнате, я не знал, мы не разговаривали на эту тему. Тема была табу. Она была скользкой, непонятной и ненужной.
И я естественным образом воскликнул:
– Но я же ничего не понимаю в маркетинге!
– У тебя будет хороший зам, – многозначительно пообещала Алла Потёмкина.
Я помолчал. Зам это, конечно, хорошо, но я не привык ездить на чужой