Владимир Маяковский. Роковой выстрел. Л. Ф. Кацис
target="_blank" rel="nofollow" href="#n40" type="note">[40]. На наш взгляд, оба вывода или обе декларации одинаково «правдоподобны». Однако именно подобные заявления на много лет закрыли для исследователей путь к адекватному восприятию и пониманию текстов Маяковского. Мы же, зная о высказываниях В. Ховина, все же решимся напрямую сопоставить «Про это» и тексты Розанова[41].
Поэтому нам представляется полезным обратиться к тем текстам Розанова, где обсуждаются и комментируются произведения Достоевского, уже попавшие в поле зрения исследователей «Про это».
Начнем с названия поэмы – «Про это». Несколько раз эти слова, выделенные Достоевским курсивом, уже были замечены исследователями. В ряде случаев курсивом выделялось не все словосочетание «про это», а лишь местоимение «это». В розановских сочинениях, о которых мы ведем речь, оба варианта встречаются как в цитатах (причем не только из Достоевского), так порой и в совершенно неожиданных контекстах. Мы имеем в виду цитату из древнегреческого философа Платона в статье «О древнеегипетской красоте».
Платон, передавая слова Сократа в диалоге «Федр», который в свою очередь цитирует Розанов, определяет некое состояние так: «Тут забываются матери, и братья, и друзья, тут нет нужды, что через нерадение гибнет имущество. Презрев все обыкновенные правила своей жизни и благоприличия, которыми гордилась когда-то, она (душа. – Л.К.) готова рабствовать, потому что не только чтит его как обладателя красоты, но и находит в нем единственного врача своих скорбей <…>. Эту-то страсть, мой дорогой Федр, я говорю тебе – люди называют ее Эросом; но, услышав, как называют ее боги, ты, по молодости, непременно будешь смеяться. Об Эросе есть два стиха, которые, как я полагаю, заимствованы из тайных стихотворений какими-нибудь гомеристами-рапсодами. Поются же они так:
Это ПЕРНАТОЕ у людей называется Эрос.
У богов оно Птерос («крыловращатель»)
(ср.: И калека
с бумаги
срывается в клекоте. – Л.К.).
Приведенным стихам, кончает свою речь Сократ, можно верить и не верить: но причина и страсть людей любящих – ЭТО САМОЕ»[42].
ЭТО – то же САМОЕ, которое у Маяковского:
Посмотрела, скривясь, в мое ежедневное
И грозой раскидала людей и дела.
Эта тема пришла,
остальные оттерла,
И одна
безраздельно стала близка,
описывается у Розанова в цитате из «Федра» так: «…мы и любим, и волнуемся, и, как он правдиво написал, – вдруг забываем «отца», «мать», «друзей», «имущество» и бежим, презирая всякие приличия, чтобы ненасытно созерцать его»[43].
Однако приведенным соответствием дело не ограничивается. Между различными определениями «этой темы» встречаем и такое:
Эта тема азбуку тронет разбегом
– Уж на что б, казалось, книга ясна! —
И становится
– А —
недоступней Казбека.
Замутит,
оттянет
41
Похоже, что на такую возможность намекал своей статьей В. Ховин.
А через много лет А. Синявский в работе «Опавшие листья» В.В. Розанова» (Париж, 1982) с крайней осторожностью продолжил попытку Ховина, сказав, правда, что «Маяковский и Розанов – фигуры, совершенно не связанные литературно между собою и во многом противоположные» (с. 216–217).
42
Розанов В. О древнеегипетской красоте. С. 19–20
43
Розанов В. О древнеегипетской красоте. С. 19.