Ласточка в моем небе. Владимир Владимирович Борисов
дает мне покоя. Ты можешь считать меня слабым, но я не могу причинить зло беспричинно, просто так, от одного лишь желания. Сердце мое сжимается от ужаса, когда я думаю о том, сколько людей страдает от беспощадных машин, коими некоторые являются. Но и сам я пережил нечто подобное, трансформацию, которая могла окончится моим полным преображением, и иногда мне кажется, что я до сих пор балансирую где-то на грани между добром и злом, сопротивляясь собственным желаниям. Они не всегда хорошие. Ты вот сказала, что ублюдок хочет ласки. И я сразу же подумал про себя. Ты уколола прямо в душу, откуда в тебе такая прозорливость.
Я долгое время страдал без любви. Надо начать с того, что я, прежде всего, не мог полюбить себя. Тело мое доставляло мне страдания, несовершенные пропорции его казались непригодными для жизни. Я уже писал об этом, и ты с сарказмом посоветовала мне качаться, а я пытался. Правда. Брал гантели в руки и истязал себя, но не становился от этого ни больше, ни меньше, оставаясь прежним, высушенным как щепка. Мне приходилось одевать по две пары штанов, чтобы ноги обрели хоть какую-то форму, иначе издалека идущий мог принять меня за циркача, идущего на ходулях. То же самое мне приходилось делать и с верхней одеждой: две кофты зимой, майку с рубашкой летом. Я очень любил холодное рвем года, когда можно было скрыться за курткой. Но эта куртка должна была быть особенной, не подчеркивать худобу. Однажды мама в искреннем порыве любви купила мне дорогую куртку с мехом, и подарила. Боже, как я страдал. Она была такой толстой, что я чувствовал себя просто вешалкой. Я ненавидел эту куртку, но не мог с ней расстаться из-за мамы. А она, казалось, не замечала моего уродства. Все время твердила о том, какой я красивый мальчик. Я злился, но молчал.
Естественно, я боялся женщин. Меня охватывал панический страх от одной только мысли, что нужно раздеться. А ведь взрослые люди должны видеть друг друга голыми. И всякие отношения намекают на то, что тебе придется спустить свою одежду. Но я не мог. Я трясся, мне становилось холодно, у меня начиналась паника. Гуляя с Олей, я едва мог держать ее за руку. Я, не переставая, думал о двух вещах: почему она со мной, и что делать, если она захочет телесной близости. Иногда я думаю, хорошо, что все кончилось так плохо, и Оля соблазнилась моим товарищем, иначе я мог бы оказаться в дурном положении, ну ты понимаешь. А ведь тело все равно просит. Сколько бы ни дурить природу, ее не обманешь. И я хотел ласки, любви, тепла. После расставания с Олей, я почувствовал страшную удушающую пустоту. И тогда впервые подумал, что веду бессмысленное существование. А еще я стал чаще смотреть на парочки и видел, сколько неказистых мальчиков ходит с красивыми девочками. Я ненавидел эти парочки. Иногда я думал о том, как было бы здорово восторжествовать над ними с ножом в руках. Эти опасные мысли вели меня тропою тьмы, но в какой-то момент я пугался этих мыслей и переставал фантазировать. Но буйная ненависть все еще жила во мне и особенно сильной она становилась, когда я выпивал алкоголь. Однажды я возвращался сильно пьяным домой, и увидел перед собой