Ласточка в моем небе. Владимир Владимирович Борисов
драться этими ручками и ножками. Я беспорядочно наносил удары, ощущая боль в костях. Если бы не мой суровый нрав, меня бы смели, превратили в кашу. Но я кое-как выживал, лавируя между способностями быть безумным и способностями отступать. В каменном веке у меня не было бы шансов, так как мое тело до восемнадцати лет оставалось немощным. Мне пришлось приложить массу усилий, чтобы возлюбить его и укрепить. Теперь трудно представить, что я был когда-то таким уродом. Что я прошел перерождение, подобно бабочке. За детские годы я научился ненависти к самому себе, освоил беспощадную ненависть. И я удивляюсь, как мне удалось сохранить способностью к любви, когда я так долго ненавидел.
Тело это то, что обманывает и нас самих и окружающих. Они смотрят на тебя, и не видят. Ласточка, они видят твои изгибы, порождающие сексуальные фантазии, но не могут узреть изгибы твоей души, порождающие вихри в моем сознании. Сколько людей страдают от того, что никто не видит их. Толстые, худые, в конце концов, инвалиды с отклонениями испытывают на себе это ощущение несправедливости относительно их сознания. С телом нужно расставаться, о нем нужно забыть. И я забываю.
Прошло уже двадцать четыре часа, как я перестал есть и ничего. Пустота в желудке, но ничего. Я решил дать нам шанс, и поэтому лежу, чтобы не тратить лишнюю энергию на лишние движения. И знаешь, я открыл для себя как это замечательно. Я могу лежать на кровати целый день, но при этом побывать в стольких мирах. Я хотел бы описать их все, но боюсь, моему телу не хватит времени. Поэтому я сдержусь. Но могу рассказать тебе сон, который я принял за реальность, настолько он был детализирован, так все было ярко и отчетливо. Мне приснились мы с тобой. Ты и я, шли по улице в каком-то фантастическом городе, сплошь состоящем из небоскребов с разноцветными окнами, в которых играли лучи яркого солнца. Сама улица была не обычной – это скорее переход со стеклянной крышей. Я так удивился, посмотрев наверх, и, увидев, вместо голого неба стекло, а ты засмеялась. И тогда я ощутил неописуемую радость-ты рядом, совсем близко, не может быть. Я вспомнил о своей голодовке, и обрадовался, что она кончилась.
– Пошли в ресторан! – закричал я во весь голос – я так голоден!
Я повернулся к тебе, а ты уже стояла с другой стороны, а когда я повернулся к тебе снова, ты опять ускользнула. Сколько я пытался поймать тебя взглядом – у меня не получалось. Ты двигалась со скоростью света, предугадывая каждое мое движение и приговаривала:
– Не надо, ни к чему. Тело портит любовь. Ведь ты знаешь, что моя душа прекрасна.
Но меня так увлекла эта наша игра, что я не оставлял попыток поймать твой образ. А ты, весело смеясь, уворачивалась. И так мы провели с тобой долгое время, а потом я вспомнил, куда мы шли. Мы искали дом. Прибежище. Я вспомнил, что ни ты, ни я, не можем найти себе место среди людей, поэтому мы бродим тут в надежде, что все-таки и для нас найдется какой-нибудь угол. И мне стало так грустно. Я попросил тебя показаться перед глазами, потому что я должен был извиниться, за то, что втянул тебя в