Из жизни лис. Александр Валерьевич Тихорецкий
пишу картины, – согласился Стефан. – Но, мне кажется, мы пришли, лучшего места не найти. – он остановился, огляделся.
– И что нам делать? – поинтересовалась Тонька; в голосе – ирония, дерзость, независимость. Вот чертовка! – Как прикажешь развлекать тебя?
Стефан оторвался от пейзажа, как-то отрешенно взглянул на нее.
– Расскажите мне о себе, – попросил он. – Я буду работать и слушать вас.
Подружки переглянулись, Тонька состроила унылую рожицу.
– А что говорить? – Аня с отвращением слушала свой голос, слабый, неуверенный. – Мы самые обыкновенные девчонки, школьницы…
– А вот это – заблуждение, каждый человек – уникален…
Стефан присел на скамейку, достал из сумки складной мольберт, этюдник, кисточки, краски; быстро, уверенными, точными движениями расположил все это вокруг себя.
– Присаживайтесь, что же вы стоите? – он жестом пригласил их на скамейку, и девушки расселись по обе стороны от него. – Не стесняйтесь, прошу вас, – голос его стал чужим, незнакомым, словно вместе с взглядом он улетел куда-то и говорил сейчас уже оттуда, издалека. – Расскажите, как начали свой сегодняшний день? что видели, слышали? о чем думали? Может быть, с вами случилось что-нибудь неожиданное; может быть, вы попали в какую-то нестандартную ситуацию?
Он приник к холсту, и, словно во сне, сквозь подернутую рябью пелену забытья, Аня видела, как появляются на нем очертания реки, как она оживает тоненькими серебристыми излучинами. Как проступают, показываются ее берега, – один, схваченный кружевной вязью парапета, и второй, далекий, с узенькой ленточкой пляжа, отвоеванного рекой у леса, деревянными настилами сходен, скамейками, шляпками купальных грибков. Она видела, как холст сгущается воздухом, наполняется объемом, светом, пространством; вот намечаются, вырастают из воды призрачные конструкции опор моста, прямо на глазах наливаются мощью, силой, облекаются в свою телесную оболочку; вот еще несколько мазков – и мост раскинулся, соединил берега; вот появились на нем, на пляже, на набережной люди, – они ходят, загорают, разговаривают, связанные одним днем, одной датой, нанизанные на нее, словно на ось… Запечатанные и скрепленные ею, словно фотографии – целлулоидными отсеками альбомов…
Солнце сверкнуло ослепительным зайчиком, и Ане вдруг представились эти альбомы, много альбомов, соединенных разноцветными нитями, беспорядочно свисающими по сторонам одной самой большой, самой толстой, уходящей куда-то далеко и ввысь. И от этого нагромождения лиц, событий, дат голова у нее закружилась, поплыла земля под ногами, но голос Стефана тут же подхватил, вернул в действительность.
– Ну, вот и все, – он рассматривал получившийся этюд. – Что скажете, девушки?
Аня облизнула пересохшие губы, очень хотелось пить. Все плыло перед глазами; и Стефан, и аллея, и набережная с рекой – все казалось удивительно бледным, бесцветным, безжизненным,