Второй концерт Рахманинова как национальная идея: критика, полемика, интервью. Вадим Месяц
под заголовком «Безвоздушное пространство»). «Порченого воздуха» я не люблю (запах не нравится), но устное народное творчество литераторов о литераторах поддерживать буду. И не только потому, что люблю довлатовский юмор. Просто присутствие в литературе священных коров, неприкасаемых небожителей, несмотря на то что никто уже не помнит, по какой причине они таковыми являются, – к оздоровлению этой литературы не ведет. Другим серьезным упреком стала наша «религиозность». Все лето прошло под знаком борьбы с церковью. Мы тоже попали под раздачу. Когда-то мы были свидетелями кампаний по дискредитации государства, армии, науки, литературы. Сейчас – церковь. Борьба прогресса с мракобесием, образования с невежеством. Проиграли политически – обрушимся на церковь. Какая разница, как внести раскол? Березовский предложил Кириллу союз против Путина, тот не ответил – и понеслось. Может, это лишь продукт мятущегося интеллигентского ума? Может, просто заблуждаются? Перед нами новый этап противостояния «города» и «деревни», бессмыслицы и смысла, «деградации» и «эволюции».
Короче. Нам было предложено ввести хоть одного атеиста в редакцию «Гвидеона». Отчего бы? Оттого, что я из соображений хорошего тона пишу слово «Бог» с большой буквы? На мой взгляд, религии в «Гвидеоне» не больше, чем в поэзии Мандельштама, но оппоненты безошибочно чувствуют нашу инаковость. Не зная, как реагировать, называют продолжателями «Нашего современника», из-за публикации Эзры Паунда подозревают в симпатиях к Муссолини, в призыве понять русскую идею как Второй концерт Рахманинова – усматривают шовинизм. Мы не умещаемся в их форматы. Хм… Но это и есть свобода. Свобода «Русского Гулливера». Одна из целей свободы – не идти на поводу ни у одного расписанного дискурса, вести себя так, чтобы никто не мог предположить, чтó ты опубликуешь или напишешь завтра. Непредсказуемость, постоянное сомнение и поиск. Это, кстати, нужно не для того, чтобы обвести читателя вокруг пальца, это нужно для того, чтобы обмануть смерть. Предсказуемость, приобретение манеры и есть начало конца, говорил мой любимый Лев Шестов в «Апофеозе беспочвенности». Манера и индивидуальность голоса – разные вещи.
Нас упрекали в том числе и в антиинтеллектуализме, полагая, видимо, что мы призываем поэтов стать дураками. Зачем? Неплохо бы каждому пишущему поэту вспомнить, что существуют вещи более высокие, чем интеллект и рассудочность. Озарение, прозрение, вдохновение. Даже школьники в курсе. И здесь можно идти по пути хоть буддистских, хоть христианских практик. А можно вообще изобрести что-то свое. Поэзия – священное безумие. Забыли, что ли? И это безумие не имеет никакого отношения к пьяному бреду или шаманскому камланию. Поймал себя на мысли: для того чтобы объяснить этот наш антиинтеллектуализм, достаточно пересказать сюжет о «Звездном мальчике», о том, как он от «большого ума» прогнал бедную мать и возликовал в своей звездной гордыне. Иногда кажется, что нами пытаются править калеки, не знающие ничего выше интеллекта.