Четыре оклика судьбы. Людмила Евграфова
Я, может, кое-что еще могу!» Спросит, это уж точно!
Антонина, представив это, совершенно неожиданно рассмеялась. И успокоилась.
Смех обесценивает страх!
Посмеяться над нелепостью, странностью ситуации – значит, убить страх! Избавиться от него хоть на время. Страх мешает думать и принимать правильные решения.
Не паниковать! Ждать! Молиться! – вот ее правильное решение!
И, отвергнув всякие сомнения, она взмолилась к тому, единственному, в которого верила, к тому, что жил в ее сердце, а не в красивых храмах: «Господи! Если это испытание послано Тобой, у меня хватит сил выдержать его! Приму со смирением все, что со мной случилось! Только не бросай меня! Знаю, в этой яме я оказалась не случайно. Прости меня, грешную, прости, что вспоминаю Тебя только в несчастьях»!
Она подумала, что за долгую ее жизнь физическая платформа реальности чуть сдвинулась. Незаметно для всех. Что-то вокруг нее стало другим, но она осталась прежней. Не в этом ли дело? Должна ли она кое-что переосмыслить, произвести переоценку ценностей, понять нечто важное, измениться, если, конечно, останется жива?
…Так молясь и надеясь на лучшее, Антонина незаметно для себя погрузилась в воспоминания, и тени далекого прошлого обступили ее.
Оклик первый
Детство
Она с детства не любила свое имя – Антонина. Уменьшительное – Тоня звучит, как будто она тонет, если не в воде, так во всех делах. Тося, Тоська ассоциировалось у нее с тоской. Поэтому всем друзьям она представлялась как Антошка. Но потом многие други и недруги рифмовали ее имя с известным стишком: «Антошка, Антошка, пойдем копать картошку». Это тоже раздражало, и она стала называть себя Ниной. Ведь, в имени были две составляющие: Антон и Нина. Так в ней и жили два человека. Иногда Антон, иногда Нина. И были они разные.
Нина помнила себя лет с трех. Вот деревня Булановка, недалеко от маленького уральского городка, куда бабушка забирала ее на лето. Корова, молоко – это жизнь. Первое ощущение связано со вкусом. Соседка угощает ее каким-то коричневым скользким куском. Нина смотрит на бабушку – можно? Можно, – кивает бабушка. Нина берет в рот угощение. Морщится, фу, гадость! И выплевывает его на чисто вымытый дощатый пол. Бабушка смущается, соседка обиженно поджимает губы. С тех пор Нина лет до тридцати вообще не ела печенку.
Детство Нины пришлось на трудные послевоенные годы. Вся страна жила впроголодь. Лишь немногие счастливцы, кто работал в продовольственных магазинах, на базах или в системе общепита, избежали недоедания.
Мать работала бухгалтером в городском торге. Не рядом с продуктами, но связи все-таки были. Как-то в доме появилась банка сгущеного молока. И взрослые, посовещавшись, разрешили Нине ее оприходовать. По две ложечки в день! Лучшего она ничего не ела! Долгое время сгущенка была для нее самым сильным вкусовым ощущением.
Матери