Сновидение в саду. Лидия Григорьева
то, что сбылось наяву и во сне,
большая зима заметает извне —
снегами, снегами, снегами…
Серебряный век серебрится в окне,
и светится враз и внутри, и вовне —
стихами, стихами, стихами…
Судьбу изживая вразнос и взахлеб,
на паперти мы не просили на хлеб
в горючих слезах укоризны.
Для тех, кто зажился – забыт и нелеп,
сияют снега на просторах судеб
отчизны, отчизны, отчизны…
Как облачный дым проплывают века,
в заснеженных далях сияет строка
бессмертного русского слова.
На нас упадают большие снега,
словесный сугроб наметая, пока —
и снова, и снова, и снова…
«Вот зимний, пагубный, венозный…»
Вот зимний, пагубный, венозный
уходит морок, озираясь…
День занимается морозный —
там света будущего завязь.
Восходит свет над фирмой частной,
над фермой, фифой куртуазной,
и над Россией безучастной,
и над Европой буржуазной.
Не привыкать, кусая локоть,
с непогрешимостью во взоре,
в морозный день восстав, заплакать
от счастья или же от горя…
Базар
Галдеж многоязыкий. Бормотанье.
Перед толпой жемчужных слов метанье.
Там словно бы кого-то напугали:
кричат ослы и люди, попугаи.
На площадь выйди и промолви слово.
Кричат торговцы, продавцы съестного.
Кричит погонщик, поправляя дышло.
И потому тебя почти не слышно.
Утробный хохот. Лепет простодушный.
Кричит вельможа и холоп ослушный.
Визжит богатый. И вопит бедняга.
Такой базар. Такая передряга.
Обычный гвалт. Обычай человечий.
Шумит собранье и базарит вече.
Заради славы все вопить горазды.
Гундит неправый. Голосит горластый.
Оранье, вопли, гвалт, галдежь и гомон,
язык обезображен и изломан.
И чтоб не дать совсем словам погибнуть,
придется выйти, возопить и гикнуть.
Поток времен
«Ах ты, тоска проклята! О докучлива печаль! Грызешь мене измлада, как моль платья, как ржа сталь!»
Вот вышел прочь Сковорода,
ушел философ,
он в золотое никуда
направил посох.
Он прах с постолов отряхнул,
войдя в стремнину.
Поток времен его тянул,
толкая в спину.
Он шел вперед, а время вспять
навстречь бежало,
хотел схватить его, но пясть
не удержала.
Поди попробуй, добреди
до вольной дали.
Осколки звездные в груди
его застряли.
Вдали, у лунного моста,
ветрила