Зеркала фантазии. Александр Чак

      Мой кабинет в трактире.

      За окнами ходят люди.

      У стойки куражится пьяный,

      А рядом поют: джим-лай-руди…

      А у камина дама

      Грустит, на меня не глядя,

      Вся в алом, как кончик уха. –

      Поладим?

      Но стоило только мне подмигнуть,

      Склонив в ее сторону голову,

      Как дама вылила на меня

      Презренья тусклое олово.

      Потом скривила надменно губы –

      Увы, от меня далеко.

      А сквозь батист мерцают плечи –

      Она одета легко.

      Подошвы туфель белы, как сметана.

      Их можно слизывать с ног.

      За соседним столиком подрались,

      Но мне все равно.

      Ах, дама работает с 6 до 16,

      Как манекен, у окна.

      Так что ж, она станет в трактире ждать

      Любовника дотемна?

      Этот вечер влетит в копеечку мне:

      пью рюмку за рюмкой, косея;

      Но и дама не знает цены деньгам:

      Сидит на своем плиссе.

      Что за запах прячет она на груди?..

      Я рою ноздрями норы,

      Но дух табака, алкоголя и пота

      Мне закупорил поры.

      Она скрестила над столиком руки,

      Две стройных мерцающих вазы. –

      Может, плеснуть в них красной гвоздикой

      Изо всех моих рюмок разом?..

      Преподнести ей в клещах фантазии

      Сердце широким жестом?

      Я в восхищенье привстал на ногах

      И не найду себе места.

      Что-то мысли мои в голове

      Кружат, словно два голубка.

      Пол прогибается и скользит,

      Как гнилая доска.

      «– Пикколо, милый, хмельной туман,

      Как пыль, с моих глаз сотри!» –

      «– Не стоит мальчишке, господин,

      Глупости говорить!»

      Задымленный воздух вперед поплыл,

      Мой стол увлекая следом.

      Я свою даму сквозь алый батист

      Вижу нагой, как Леду.

      Что ж я должен лишь сквозь одежду

      Взирать на то, что вижу?..

      Я мог бы гладить нежную плоть

      Рукой, как снег гладит лыжа.

      Досада и горечь сердце стальным

      Обручем сжали туго.

      К даме моей какой-то молодчик

      Подходит шагом упругим.

      Тогда я вытряхиваю на стол

      Салфетки, стоявшие в вазе,

      И живо набрасываю эти строки

      В злобном экстазе.

      Рига.

      Ночь.

      Желтки фонарей плавали в лужах.

      Дождь

      пересчитывал вишни в окрестных садах,

      выстукивая на листьях фокстрот

      и швыряя косточки в воду каналов.

      Даль

      чернела окном,

      укутанным плотной тканью.

      Что же мне