Иван Грозный: Бич Божий. Дмитрий Володихин
Они не принадлежат к боярско-княжеской аристократии. Это в основном дети боярские московские, выборные и городовые, от очень заметных родов, до совершенно неизвестных. Трудно установить, сколько именно и по какому «делу» было казнено. Однако масштаб ущерба, нанесенного военно-служилому сословию в целом, весьма велик. В 1563 г. под Полоцком Иван IV располагал корпусом дворянской конницы численностью в 18 000 бойцов (к самим дворянам добавляют, как правило, такое же количество вооруженных холопов). Для XVI столетия это высший предел. Больше, теоретически, могло выйти только в казанский поход 1552 г., но не сохранилось документов, способных пролить свет на этот вопрос. В ливонских кампаниях 1570-х гг. царю удавалось собрать примерно в два раза меньше помещиков-кавалеристов. Конечно, многих из них повыбило на войне. Кое-кто скрывался от службы «в нетях». Но, видимо, и террор сказал веское слово: ущерб, понесенный от него дворянской конницей, – основой русской армии того времени – был таков, как если бы основные силы Московского государства подверглись разгрому в генеральном сражении…
Наконец, худо сказалась на боеспособности войск так называемая «казанская ссылка» 1565 г.[146]. Она надолго вывела значительное количество служилых людей из оперативного оборота.
С кем же Иван Васильевич остался? Каких московских военачальников князь Курбский презрительно именует «каликами»? Хороши ли они в деле? Много ли у государя осталось незаменимой и верной поместной конницы? Тот же Скрынников считает, что к 1577 г. у Ивана Васильевича «…не оказалось способных воевод, которые могли бы овладеть опорными крепостями Ригой и Таллином»[147]. Между тем сам Иван Грозный более оптимистично смотрел на этот вопрос. Полемизируя с Курбским, писавшим об истреблении «сильных во Израиле», он демонстрирует уверенность и в своей правоте, и в работоспособном состоянии командирского корпуса: «…Сильных во Израиле мы не убивали, и не знаю я, кто это сильнейший во Израиле, потому что Русская земля держится Божьим милосердием, и милостью пречистой Богородицы, и молитвами всех святых, и благословением наших родителей, и, наконец, нами, своими государями, а не судьями и воеводами, а тем более не ипатами и стратигами. Не предавали мы своих воевод различным смертям,[148] а с Божьей помощью мы имеем у себя много воевод и помимо вас, изменников. А жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были и казнить»[149].
И в годы опричнины, и после ее отмены, московская армия регулярно совершала крупные операции – главным образом наступательные на западе, а также северо-западе и оборонительные на юге. Всякий раз с началом новой операции требовалось назначить с десяток воевод в полки. Их, разумеется, назначали, имена этих людей дошли до нас в разрядных книгах, а также источниках иностранного происхождения (царское летописание прервалось на 1567 г.). И если анализировать их социальный состав, то выяснится, что в подавляющем большинстве случаев они были… все теми же служилыми аристократами. Провинциальных дворян в командирский корпус добавилось совсем
Подробнее см. в Главе V.
Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 2002. С. 368.
Судя по данным разных источников, царь лукавит: несколько воевод уже погибли от его руки или по его приказанию. С другой стороны, ответ на первое послание кн. А.М. Курбскому он написал летом 1564 г., когда абсолютное большинство казней было еще впереди.
Переписка Андрея Курбского с Иваном Грозным // Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI в. М., 1986. С. 41.