Внутренние голоса. Катерина Осипова
тоном примерно пятьдесят лет назад). Как никогда в нем ощущалась мудрость столетнего старика, который тетешкается с внучатами, раз за разом объясняя, что дважды два всегда и везде равно четыре, даже если очень хочется получить пять.
– Да, по началу это может быть дико, – согласилась Кира. Она скорее наблюдатель, всегда где-то глубоко внутри себя и вылезает из уютной раковины только для того, чтобы согласиться с Киром – нам тоже пришлось свыкнуться, когда впервые получили новые тела.
– Мы, кстати, изначально были биологическими родственниками – дети одной матери.
– Вы – брат и сестра?
– Мы были братом и сестрой.
Еще одна снисходительная улыбка, поделенная на два рта.
– А сейчас мы муж и жена.
В этих словах, объяснениях и скрытых шуточках было так много хаоса, что я то и дело проваливалась из одного воспоминания в другое; они сыпались из меня, как бусины с лопнувшей нитки ожерелья. Вот день, когда я ненавидела себя и этот проклятый мир, но больше всего ненавидела комочек, растущий в матке. Вот день, когда самым радостным переживанием казалось ощущение тяжести брыкающегося и гулюкающего тельца в руках. Одно переживание сменяло другое, прямо противоположное. Но во все эти дни мне и в голову не приходило, что брат и сестра могут жить в нормальном и вполне законном брачном союзе, а моя дочь (сменившая три тела – одно по истечению срока годности, одно из-за несчастного случая и одно по личной прихоти) скажет мне в коротком разговоре по видеосвязи, глядя куда-то в сторону и торопясь завершить совершенно неуместную беседу:
– Я рада, что вы осваиваетесь в новом теле. Думаю, вы понимаете, что встречаться нам не для чего. Будьте благоразумны.
Ее серо-зеленые смешливые глаза еще угадывались за фиалковыми радужками, а пепельно-серые волосы так и просились в привычный хвостик на макушке. Но уже через каких-то полгода, проговорив с Киром и Кирой десятки вечерних часов, я поняла, что это не более чем остаточное явление, по инерции перешедшее из старого тела. По недоразумению сохранившееся в электронном облаке, где я пролежала в анабиозе последние сколько-то там сотен лет.
Головная боль утихла. Сотрудница Института Памяти сделала пометку в электронной медкарте и сосредоточилась на новых данных.
Возраст: 14-15 лет
Пауза, и потом по новой.
К тому моменту домашним на меня было наплевать чуть больше, чем полностью. Хотя, не наплевать даже… Просто руки не доходили. Родился мой биологический по родительнице брат, и как-то оно все закрутилось. Кроме обычных хлопот по уходу за ребенком, пришлось приплюсовать особые хлопоты по уходу за особенно нездоровым ребенком.
Много всего, очень много всего. Попреки едой, требования не скрипеть так громко карандашом и всякое другое. Примерно с этого времени канва воспоминаний превратилась в какое-то не перевариваемое желе, где клейстером соединены разрозненные кусочки без начала и конца.
Вот кусочек, на который я смотрю со стороны:
У отца в комнате; происходит обмен репликами по какому-то поводу, а