Репетиция в пятницу. Анатолий Гладилин
“старпер”, большевик-пенсионер».) Полковник Белоручкин первым поднялся по ступенькам, рванул на себя дверь и при виде дежурных скривился в иронической улыбке:
– Всего двое у входа? Ах, товарищ Митрохин!
Надо же в такой день посылать Комитет на картошку! Лейтенант Потапов хотел было заметить, что, насколько ему известно, приказ исходил не от начальника управления, а от полковника Белоконева, но Белоручкин не дал ему выговорить ни слова:
– Потапов, наверх! Вам поручается наблюдать за балконом, а наружную охрану будут нести солдаты и второй отдел. – Полковник тяжело выдохнул воздух и, как бы жалуясь, добавил: – Взвод с Объекта пришлось снять. Людей мало.
Теперь для Потапова все стало на место. Взвод с Объекта – это спецчасть. Свои. В дверях появился Подберезовик со старичком-большевичком, и Потапов отметил про себя, что наш «Чапай» очень возбужден, небось опрокинул пару стаканчиков, а вот лицо пенсионера странно знакомо: знатные усы отрастил папаша…
До фойе они дошли все вместе, вчетвером, а там Потапов свернул на лестницу, ведущую на балкон.
В верхнем фойе Потапов задержался. Зашел в туалет, со смаком выкурил сигарету. Дежурство на балконе – дело длинное и тоскливое…
На балконе была какая-то нелепая суета. Люди то вскакивали, то садились обратно в кресла, раздавались какие-то крики, и вообще шум в зале стоял невообразимый. Навстречу Потапову к выходу пробирался старик в старомодном синем в полосочку костюме. Лицо у старика было неестественно бледное, а глаза навыкате. Увидев лейтенанта Потапова, старик схватился за сердце и тихо опустился на ступеньки. Еще ничего не понимая, Потапов попытался пробраться к первым рядам балкона – отодвинул плечом какую-то женщину, протиснулся к перилам.
Внезапно зал разом стих, и тогда Потапов увидел на трибуне усатого старичка-большевичка, который поднял руку и сказал:
– Поздравляя область с выдающимися трудовыми успехами, я хочу объяснить народу, почему я здесь, чтоб не было никакой буржуазной мистики…
Старичок-большевичок говорил с грузинским акцентом и, что больше всего изумляло, без бумажки. Потапов охнул. Только сейчас он заметил на плечах старичка маршальские погоны.
– Я был тяжело болен, – продолжал оратор, – и мэдицина пришла к заключэнию, что единственный способ мэня вылечить – это усыпить и заморозить на долгий срок, то эсть, по-научному, ввэсти в состояние анабиоза… Тэперь я проснулся и абсолютно здоров.
Шквал рукоплесканий и криков расколол зал. Сосед Потапова, пожилой снабженец, плакал навзрыд и причитал почти что в ухо лейтенанту:
– Отец родной, слава Те Господи, жив!..
Потапов покачнулся и вцепился в бархатные перила балкона.
Первый секретарь обкома сидел неподвижно, как статуя, и смотрел на светлое пятно зала невидящими сухими глазами. Одна ненужная и противная мысль билась у него в голове: «Ведь я был главным инженером на заводе… Спокойная техническая