Репетиция в пятницу. Анатолий Гладилин
местного театра – городской телефон. – И, предупреждая следующий вопрос Красавина, быстро добавил: – Только теперь все перекрыто, и из театра не выйти, я уже пробовал.
– Светка Барашкова? – наморщил лоб Красавин. – Та, что поет писклявым голосом?
– Но фигура какая! – бесстрастно заметил Суриков.
– Понял тебя, Толя. Ты даром времени не теряешь. Зачем же тогда в Москву переводиться?
– Служба. Однако сейчас меня могут перевести совсем в другие края. Да и тебя тоже.
– Куда партия направит, туда и поедем. – Глаза Красавина заблестели. – Толя, кажется, рождается неплохая идея. Ты газеты читаешь?
– Не понял намека.
– Ну хоть в программу телевизионных передач заглядываешь? Помнишь, что сегодня в 19:30?
– Сегодня? Да, – оживился Суриков. – Я еще думал, как бы смыться из театра.
– Так вот, надо бы уговорить наших старперов, чтоб выступление Вождя и Учителя по телевидению назначили на это время. Сейчас у ребятишек такая запарка, пожалуй, не сообразят, что к чему. А это, Толенька, в наших силах.
Суриков недоуменно потер пальцем переносицу, затем удивленно протянул:
– Ты гений, Слава. Как поется в песне – «и чтоб никто не догадался». В свою очередь, я попытаюсь…
V
Встают молодцы-егеря,
Встают старики гренадеры…
В конце рабочего дня всех начальников цехов Второй городской трикотажно-швейной фабрики срочно вызвали к директору.
Игорь Борисович Швец, и. о. начальника прядильного цеха, опоздал минут на десять. В приемной директора ему первым делом бросилось в глаза заплаканное лицо секретарши Нюрочки. Нюрочка склонилась над пишущей машинкой и не попадала пальцами по клавишам.
– Нюрочка, опять крушение личной жизни? – снисходительным тоном Дон Жуана пропел Швец и сочувственно улыбнулся.
Нюрочка оторвала от бумаг страдальческие глаза и трагическим шепотом запричитала:
– Скорей проходите, Игорь Борисыч, и умоляю вас, будьте осторожны, не губите себя.
Игорь Борисович недоуменно пожал плечами, но поспешил в кабинет. В кабинете при его появлении наступило тягостное молчание, а худой, лысый, желчный старик, восседавший в директорском кресле, зыркнул глазами из-под густых бровей и, отчеканивая каждое слово, произнес:
– Вот, товарищи, вам наглядный пример нарушения трудовой дисциплины. Молодой человек изволит опаздывать на десять с половиной минут.
Игорь Борисович раскрыл рот, намереваясь объяснить, что всему виной обрыв пряжи – на третьей линии забарахлил станок, и надо было наладить, – но тут его взгляд остановился на директоре фабрики Полежаеве: директор фабрики ютился в стороне от всех, на диванчике у окна. Встретив взгляд Игоря Борисовича, директор фабрики улыбнулся жалкой улыбкой и поспешно отвел глаза. Игорь Борисович закрыл рот и опустился на крайний стул у Т-образного стола, покрытого зеленым сукном. Лысый Пуп (так окрестил про себя Игорь Борисович старика, сидевшего в директорском кресле) выждал некоторую