Апокалипсис. Недетская сказка о Конце Света. Эмпирика Аттонита
чудовищные заклинания, колдуя над распластанным на высокой позолоченной кафедре забинтованным царственным телом. Профессору ассистировала облачённая в чёрную мантию Фиолетта, чью голову покрывала похожая на поварскую нелепая белая шапка18. Вдруг затряслись полые стены, доверху забитые черепами замученных студентов, раздался протяжный вопль, неземным светом озарилась аудитория, а потом во всём N-ском университете воцарилась тьма. Произошло короткое замыкание.
– Оно живое!19 – воскликнул профессор, воздев руки к потолку, а Фиолетта отвратительно захохотала.
Пробудившегося недоумевающего фараона в недобровольном порядке срочно подвергли всевозможным диагностическим и медико-профилактическим вмешательствам, а также поспешному принудительному обучению элементарным основам современной жизни. Несчастный древний владыка, попавший в лапы безумных исчадий ада, был теперь в полной их власти и испытывал поистине нечеловеческие муки. Он громогласно взывал к богам из своей холодной темницы, вопрошая, за что же он так страдает. Ведь всю свою жизнь, столь нежданно оборвавшуюся в самом расцвете, он был хорошим, во-первых, и хорошим правителем, во-вторых. В-третьих, он был мудрым и справедливым. В-четвёртых – благочестивым и высоконравственным. А ещё он был во всех отношениях божественно прекрасен…
В связи со сверхсекретными научными работами обычных занятий в N-ском университете, естественно, не было, и только профессор Валасал по-прежнему читал свои нудные лекции в столь любимой им мрачной аудитории, расположенной в подвале.
На одной из таких лекций на последнем, самом верхнем ряду сидели опоздавшие на полчаса нерадивые студенты. Один из них спал, двое разговаривали, речами своими обижая вечно стремящуюся к знаниям соседку – прекрасную госпожу по имени Нофтенуна́х20, которая пыталась выучить запутанные формулы и чудовищные в своей сложности схемы с непонятными символами, грезя о временах, когда ей, наконец, придётся сдавать зачёт по биологической алхимии. Однако раздражающая болтовня ей мешала, и Нофтенунах, оставив своё занятие, обратилась к скучавшей рядом подруге Меритшупта́х21. Взор их пал на другую сидевшую вместе с ними студентку, поглощённую изучением древнеегипетских текстов – ту самую, которая однажды улизнула с ректорского собрания, а потом ещё выронила листочек с иероглифами и таким образом, пусть и невольно, была причастна к страданиям невинного фараона. Посовещавшись, подруги отвлекли её от привычного занятия и принялись искусно, подобно древнеегипетским мастерам, украшать её лицо с помощью разнообразных косметических средств, вываленных тут же в изобилии на парту.
Через некоторое время стараниями благостных своих прекрасных подруг Меритшуптах и Нофтенунах – да живут они вечно, озаряя землю светом своих ясных очей, – студентка эта приняла облик, достойный созерцания, и в перерыве вышла прогуляться в одиночестве по мрачному холодному подвалу.
Такие носят все студенты-медики на занятиях по анатомии, хирургии и некоторых других, где можно забрызгать чистенькие свежевымытые волосы чем-нибудь гадким.
«Оно живое!» («It’s alive!») – знаменитая фраза из классического фильма ужасов «Франкенштейн» (1931), снятого по мотивам романа английской писательницы Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1818).
Что можно приблизительно перевести как «Прекрасная душа Нуна». Нун – в древнеегипетской мифологии первозданный океан хаоса, существовавший до начала творения мира.
«Возлюбленный „свет“ (см. далее) Птаха». Птах – древнеегипетский бог-творец, создавший весь мир силой мысли и слова. Иногда отождествлялся с первичным хаосом Нуном. Слог «Шу» является транслитерацией слов «свет», «воздух, ветер», «водоём, озеро», «тень». Также Шу – древнеегипетский бог воздуха.