Еврейское щастье. Сергей Колчин
Перехотится потом обязательно, вот увидишь».
И взаправду, перехотелось, а ведь чуть было не купился на страдания юного Вертера. Ушел несолонохлебавший таможенник, и подошел совсем вялый погранец. Тот ведь видел все, такое дело, и как с собакой не срослось, и что напичкан я бумагами на всевозможные каверзы, так вовсе уж поверхностно мой паспорт пролистал, штампанул и пропустил в Украину.
От границы до тетушки Шнипперсоновой рукой подать, две сотни верст с гаком всего-то. Через час подъезжали к хате. Арафатка моя разволновалась совсем, заскулила, мордой в спину тычет. Уговорила, сука. Снял я с нее намордник. И, правда, чего ей в наморднике по Украине ходить?
Смотрю, тетушка поспешает с огороду. Арафатка вовсе в неистовстве. Лай ее на Днепре всю рыбу распугал. Делать нечего, выпускаю животную из лендровера.
Тетушка, завидя такую тушку, раскудахталась, Арафатка еще пуще прежнего забрехала. Хвостами обе завиляли и кинулись друг друга облизывать. Уж такая промеж них любовь образовалась, аж я не могу. Слеза пустилась от чувств моих соленая прямо на автоматическую коробку передач лендровера моего с кожаными сиденьями.
Все последующие четверо суток они друг от друга не отходили, даже спать под одним пледом заворачивались.
Когда уезжали, тетка весь багажник лендровера костями для Арафатки забила. Буренку свою, кормилицу многолетнюю, ей забить пришлось ржавой кувалдиной. Арафатка моя долго подружке своей задушевной лапой сквозь стекло махала, даже когда совсем в точку тетка Шнипперсона превратилась.
На границу подъехали ближе к вечеру, после трехчасового намаза.
Дивлюся, знакомый таможенник в носу у себя шмонает. Делает вид, что не замечает нас с Арафаткой и лендровером. Досматривать не идет. А что, я вас спрашиваю, с Украины тащить? Какие такие незалежные залежности? Тут фура подоспела на Европу. Таможенник к ней прицепился. Так само собой разрешилась неловкость промеж нас троих.
Поэтому подошел ко мне только пограничник. Паспорт проверил, хотел было отпустить, но попутал чего-то и права попросил. Протягиваю ему временное разрешение, так беднягу перекосило всего. На кипеж потянуло.
– Кто вас в Украину пропустил? Без прав нельзя! – вспомнил он русский.
– Ты пропустил, – не растерялся я.
– Шо ты брешешь?
– Я ж тебе сто долларов дал!
Пограничник досадливо махнул рукой и выпусти-таки за пределы. Наконец-то мы дома! С Арафаткой и лендровером моим заднеприводным.
Возвращаюсь в Москву весьма довольный, что поручение Якова Моисеевича хорошо исполнил. Едва МКАД пересек, как руки зачесались. Правая по мастерку скучает, левая – по валику. Обыкновенное дело. Я без работы долго не умею.
С Арафаткой мы с того времени частенько встречаемся. Мне ее Яков Моисеевич, когда сам не может, выгуливать доверяет. Только в наморднике, это уж вынь да положь! Я ее планирую со своими детками познакомить. Когда те вырастут, конечно. Дай боже им такого же