Так случается всегда. Эми Хатвани
бывали времена, когда мне снова приходилось бороться с собой – когда брюки начинали с трудом застегиваться на мне или когда весы показывали, что я набрала несколько фунтов. В рефлексивной панике я переставала есть и увеличивала физическую нагрузку. Но чаще всего мне удавалось остановиться прежде, чем я заходила слишком далеко. Я смотрела по выходным дням все матчи местной университетской футбольной команды, либо на стадионе, либо по телевизору, и постепенно в моей голове зародилась идея стать тренером команды НФЛ. К тому времени, как я познакомилась с Дэниэлом, я уже училась на последнем курсе университета и гордилась принятым решением использовать свой самый горький опыт для того, чтобы учить других быть сильными, уравновешенными и здоровыми.
– Ты помнишь, что я надела на выпускной бал? – спрашиваю я Тайлера.
– Что? – говорит он, снова бросив на меня взгляд.
– Смотри на дорогу, – приказываю я, потом откашливаюсь. – Твой выпускной бал. Ты помнишь мое платье?
Ему не обязательно знать, зачем я это спрашиваю. Ему просто нужно ответить на вопрос.
Он кивает, следуя моему указанию смотреть на дорогу.
– Какого цвета оно было?
Я чувствую, как колеса соприкасаются с асфальтом, и их движение отзывается во мне вибрацией, но вместо того, чтобы, как обычно, успокаивать меня, этой ночью оно только усиливает выброс адреналина в кровь.
– Зеленого. Темно-зеленого.
– А ты помнишь, что случилось после танцев, в твоей машине?
– Эмбер, – начинает он, но я прерываю его.
– Ты помнишь, Тайлер? Отвечай мне. – Последние два слова я произношу сквозь сжатые зубы.
Он делает глубокий медленный выдох.
– Конечно. Мы разговаривали, и я… я поцеловал тебя.
– И что сделала я?
– Ответила на мой поцелуй.
– А потом?
– Оттолкнула меня.
– Верно.
Я думаю о том моменте, когда Тайлер наклонился и прижался губами к моим губам. Это был первый поцелуй в моей жизни. Сначала я не знала, как реагировать, и просто позволила этому произойти. Я закрыла глаза и разомкнула губы, позволяя ему проникнуть в мой рот и коснуться моего языка. Но потом в голове зазвенел звоночек, как бы предупреждая меня об опасности, о том, что все пошло не так, как надо.
– Не нужно, – сказала я тогда, положив ему ладони на грудь.
– Эмбер, пожалуйста, – ответил он, словно эти слова были молитвой.
– И потом ты сказал, что любишь меня, – говорю я. – Что ты влюблен в меня.
Я помню выражение его лица, беззащитность в его глазах.
– А ты сказала, что не любишь меня, – говорит он. – Не в этом смысле. И никогда не полюбишь.
– Но я любила тебя. Ты был моим лучшим другом. – Мои глаза щиплет от слез, и я с трудом сглатываю ком в горле, похожий на скрученную колючую проволоку. – Я сказала тебе это. Я объяснила, как много ты значишь для