Барды Костяной равнины. Патриция Маккиллип
пятая
Когда Фелан, постучав в дверь, вошел в пещеру древней кухни, Зоя Рен из Школы-на-Холме, выступавшая на дне рождения короля, готовила отцу завтрак. Не потрудившись обернуться, она оборвала на полуслове скабрезную песню, подхваченную в «Веселом Рампионе» в предутренний час после придворного праздника, и потянулась за новой парой яиц. Она прекрасно знала и ритм, и тон его стука, и даже в какую из дверных досок – в самую, надо сказать, ее середину – он стучит, с тех пор как им обоим исполнилось по пять, и его пальцы барабанили в дверь намного ближе к порогу. Они знали друг друга давным-давно. Вот скрежет дерева о камень – это он придвинул кресло к столу. Искромсанный ножами разделочный стол скрипнул под ударом колена о ножку, стеклянные крышки чайника и масленки вздрогнули. Под глухой стук локтя о столешницу Зоя разбила яйцо, под стук второго яйцо плюхнулось в миску, полную жидких плавучих солнц.
Фелан заговорил.
– Однажды, – предостерег он, – в один прекрасный день, ты подумаешь, что это я, а это буду не…
– Вздор. Твое появление – будто старая, давным-давно знакомая песня, только без звука, – наконец-то обернувшись к нему, она рассмеялась собственным словам. – Ты понимаешь, о чем я.
– Нет, не понимаю, – он улыбнулся – возможно, при виде ее босых ног, закатанных по локоть рукавов школьной мантии, накинутой поверх вчерашних шелков, и пряди всклокоченных темных волос, норовящей присоединиться к яйцам в миске. – Припозднилась вчера?
Зоя кивнула, на миг задержав на нем взгляд. За улыбкой Фелана крылось что-то неладное. Она повернулась к старой чугунной плите и бросила на разогретую сковороду кусок масла. Ее изящное, тонкое, смуглое лицо не скрывало ничего, играло всеми красками проницательных зеленых глаз и губ, красных, как ягоды остролиста. Бледность Фелана впервые привлекла ее любопытный взгляд, когда она поднялась из кухни трапезной, где готовила мать, наверх и увидела маленького мальчика с волосами цвета гусиного пуха и огромными, серыми, как туман, глазами, молча, с непроницаемой миной сидевшего рядом со своим отцом.
– Я была у Чейза, – сказала она через плечо. – Несколько бардов с севера зашли послушать, что за музыку играют ученики из Школы-на-Холме. И научили нас паре восхитительно вульгарных песен. Вот, только что вернулась. Как твой отец?
– А что?
– У тебя такое выражение лица…
Откинувшись на спинку кресла так, что оно жалобно заскрипело, Фелан довольно равнодушно ответил:
– Вчера, на рассвете, я нашел его в пустошах за Докерским мостом. Это обеспечило ему два-три часа, чтобы отмыться к королевскому празднику. Он сидел в грязи у реки и пел стоячим камням. Удивился, как мне удалось его отыскать, но даже он предсказуем. Я просто искал неподалеку от места его последних раскопок, – он сделал паузу, и в его голосе появились нотки упрямства. – Не знаю, что он ищет. А жаль. Когда-то я думал, что он бродит по Кайраю, копая могилы в поисках собственной смерти. Но вместо этого он неизменно находил сокровища…
Зоя