Маленькая красная записная книжка. София Лундберг
других девушек слезы. В моих уловила тревогу.
Никто не произнес ни слова, поэтому она развернулась, замерла на мгновение, а потом быстро покинула комнату. И прокричала из коридора:
– Поезд в семь. До этого времени ты свободна!
И следующим утром я оказалась в трясущемся вагоне третьего класса на пути к южной границе Швеции. Окружающие меня незнакомцы вертелись на твердых деревянных скамьях, обшарпанные сиденья которых вонзали занозы в мои ягодицы. В вагоне стоял спертый запах пота и мокрой псины, и все прочищали горло и сморкались. На каждой станции одни люди выходили, а другие садились. Время от времени появлялся кто-то, перевозящий из одного округа в другой клетку с курами или утками. Птичий помет едко пах, а их пронзительные крики заполняли весь вагон.
Позже в моей жизни было еще несколько моментов, когда я ощущала себя настолько же одиноко, как в этом поезде. Хотя я направлялась к папиной мечте, которую он показывал мне в книгах, в этот момент мечта больше казалась кошмаром. Всего несколько часов назад я бежала по улицам Сёдермальма, насколько быстро позволяли ноги, отчаянно желая вовремя добраться до маминого дома, обнять ее и попрощаться. Она улыбнулась так, как это свойственно мамам, проглотила свою грусть и крепко меня обняла. Я всем телом почувствовала, как сильно и быстро билось ее сердце. Ее руки и лоб были влажными от пота. Из-за заложенного носа я не узнала ее голоса.
– Я желаю тебе достаточно всего, – прошептала она мне в ухо. – Достаточно солнца, чтобы освещать твои дни, достаточно дождя, чтобы ты ценила солнце. Достаточно радости, чтобы укрепить твою душу, достаточно боли, чтобы ты научилась ценить маленькие моменты счастья. И достаточно встреч, чтобы время от времени прощаться.
Она с трудом говорила то, что хотела сказать, но больше не могла сдерживать слезы. Наконец она отпустила меня и пошла в дом. Я услышала ее бормотание, но не поняла, к кому были обращены ее слова – ко мне или к ней самой.
– Будь сильной, будь сильной, будь сильной, – повторяла она.
– Я тоже желаю тебе достаточно всего, мама! – прокричала я ей.
Агнес осталась снаружи, во дворе. И вцепилась в меня, когда я попыталась уйти.
Я попросила ее отпустить, но она отказалась. В итоге мне пришлось отодрать ее пухленькие маленькие пальчики от юбки и бежать как можно быстрее, чтобы она не догнала. Я помню грязь под ее ногтями и что ее серая вязаная шапка была украшена маленькими вышитыми красными цветами. Она громко заплакала, когда я ушла, но вскоре стало тихо. Наверное, мама вышла на улицу, чтобы забрать ее. Даже сейчас я жалею, что не обернулась. Жалею, что не воспользовалась возможностью им помахать.
Мамины слова стали путеводной звездой моей жизни, и воспоминания о них придавали столь необходимую мне силу. Достаточную, чтобы преодолеть трудности. Которые случаются на пути каждого человека.
Я помню луну – тонкое серебро на бледно-синем фоне. Крыши прямо под ней и сохнущие вещи на балконах. Запах угольного